Бездна
Шрифт:
— Вот и они, — произнес Делагард.
Середину развалюхи занимал неуклюжий прямоугольный плетеный и просмоленный резервуар размером примерно три на два метра, почти до краев наполненный морской водой. Лоулер подошел к нему и заглянул внутрь. Там на дне лежали три лоснящиеся особи морского млекопитающего, известного под названием «ныряльщик». Они оказались тесно прижатыми друг к другу из-за малого объема резервуара и напоминали рыбок в консервной банке. Их мощные плавники изогнулись под совершенно немыслимым углом, а головы, напряженно поднимающиеся над поверхностью, как-то неуклюже и мучительно откинулись назад. Странный едкий запах, который Вальбен уловил еще у входа, исходил от них. Теперь он не казался таким неприятным. Страшный звук, напоминающий
— О, черт! — тихо выругался доктор. Теперь ему стала ясна причина ярости джилли, появления отблеска гнева в пылающих глазах аборигенов, их угрожающий храп. Инстинктивная вспышка негодования охватила душу Лоулера. Его словно ударило током, пронзив все тело, щека нервно задергалась в тике. — Черт! — Он с отвращением, даже с омерзением и ненавистью, взглянул на своего собеседника. — Делагард! Что ты наделал?!
— Послушайте, если вы полагаете, что я привел вас сюда, чтобы выслушивать ваше возмущение мною…
Вальбен медленно покачал головой.
— Что ты наделал?! Ты… — с придыханием произнес он, не отрывая взгляда от внезапно забегавших глазок судовладельца. — Что ты наделал, черт тебя побери?!
2
Перед ним был типичнейший случай отравления азотом. Лоулер нисколько не сомневался в этом. То, как ужасно изогнулись тела трех ныряльщиков, являлось основным признаком для составления анамнеза. Делагард, должно быть, заставлял их выполнять какую-то работу на большой глубине в открытом море и держал их под водой достаточно долго. Их суставы, мышцы и прочие ткани накопили огромное количество азота; затем, хотя это и кажется невероятным, эти существа, очевидно, поднялись на поверхность, не имея времени для постепенного снижения давления. Коварный газ, расширяясь по мере приближения к верхнему слою воды, проник в кровь и ткани в форме смертельно опасных пузырьков.
— Мы перенесли их сюда сразу же, как только поняли, что случилась беда,
— тихо сказал Делагард. — Может быть, вы что-то сможете сделать для них? Я полагал, их нужно держать в воде, поэтому и наполнил этот резервуар…
— Заткнитесь! — рявкнул Вальбен.
— Я хотел, чтобы вы знали… Ведь мы сделали все зависящее от нас…
— Заткнитесь! Пожалуйста… Просто закройте рот — и молчок.
Лоулер сбросил с себя тот кусок ткани, что заменял ему одежду, и забрался в емкость с млекопитающими. Вода стала переливаться через край, когда он расположился рядом с ныряльщиками. Но вряд ли доктор мог хоть чем-то помочь им. Лежавший в середине уже умер. Вальбен ощупал мускулистые плечи существа, и почувствовал, что смертный холод и оцепенение начало овладевать им. Две другие особи еще подавали признаки жизни. Но тем хуже для них: сохраняя сознание, они должны ощущать жуткую боль. Обычно гладкие, имевшие форму торпеды, тела ныряльщиков теперь покрылись причудливыми узлами; все мышцы находились в предельно напряженном состоянии, а их сверкающая золотистая кожа, всегда лоснящаяся и шелковистая, сделалась шероховатой, со множеством мелких комков. Их глаза янтарного цвета смотрели тупо и бессмысленно. Нижние, выпирающие вперед челюсти отвисли. Серая слюна струйкой стекала изо рта. Лежащий слева продолжал непрерывно стонать. Примерно через каждые тридцать секунд из его груди исторгался жуткий вопль, говоривший об ужасных муках, доставшихся на долю этого существа.
— Вы можете хоть как-то помочь им? — спросил Делагард. — Сделайте что-нибудь… Я знаю… Уверен, вы можете, док, вы все можете…
В голосе Нида звучала непривычная настойчиво-льстивая просьба. Такого раньше за ним не замечалось.
Лоулер привык к тому, что больные часто приписывают врачу почти божественную силу и возможности и ждут от него чудес. Но странно другое: почему судовладельца так беспокоит состояние этих ныряльщиков? В самом деле, что здесь происходит? В одном сомневаться не приходится — Делагард не чувствует себя виноватым. В случившемся можно обвинять кого угодно, но только не его.
— Я не лечу ныряльщиков, — холодно ответил Вальбен. — Мне все-таки ближе люди. И даже в этом случае мне далеко до Господа Бога.
— Ну, постарайтесь… Сделайте хоть что-нибудь. Пожалуйста.
— Один из них уже мертв. Меня не учили искусству воскрешения. Вы хотите чуда? Тогда идите и приведите своего друга-священника.
— Господи! — пробормотал Делагард.
— Вот-вот… Чудеса — это его специальность, но никак не моя.
— Господи! Господи!
Лоулер попытался нащупать пульс в области шеи ныряльщика. Неровное и медленное биение ощущалось с большим трудом. Значит ли это, что он умирает? Трудно сказать что-то определенное, ведь никто не знает, каков нормальный пульс у этого создания. Да и откуда это можно знать? «Единственное, что можно предпринять сейчас, — подумал Вальбен, — так это опустить их, пока они еще живы, на ту же глубину, где они недавно находились, а затем вытащить обратно, но на этот раз — медленно, чтобы они успели вывести из организма избыток азота. Вот только сделать это невозможно, потому что слишком поздно…»
В отчаянии Лоулер совершал какие-то бессмысленные, почти мистические пассы над скрюченными от боли телами, словно надеялся удалить пузырьки азота одними лишь жестами.
— На какую глубину они погружались? — поинтересовался доктор, не поднимая головы.
— Мы точно не знаем… Наверное, метров четыреста. Может, четыреста пятьдесят. В том месте рельеф морского дна неровный, а кругом — неспокойный океан… Поэтому нам оказалось трудно уследить, на какую отметку ушел трос.
«Черт! У самого дна… Это же откровенное безумие!» — подумал Вальбен и спросил:
— Что вы там искали?
— Самородки марганца, — охотно отозвался Делагард. — Также предполагалось, что там может быть и молибден, и, возможно, сурьма. С помощью совка на трале нам удалось вытащить со дна целый букет различных минералов.
— Ну и пользовались бы своим совком, — со злостью отрезал доктор, — а не ими.
Неожиданно Вальбен почувствовал, как по лежащему справа ныряльщику пробежала волна судороги, он скорчился, и не успел человек прикоснуться к млекопитающему, как тот умер. Другой продолжал судорожно извиваться, непрерывно постанывая.
Холодный гнев и ожесточение овладели Лоулером. Вольно или невольно, но он стал свидетелем убийства, убийства глупого и бессмысленного. Ныряльщики
— разумные существа (конечно, им далеко до джилли), гораздо умнее собак, лошадей и любого другого животного, обитавшего на старушке Земле. Вообще моря Гидроса переполнены созданиями, которых без всяких натяжек можно называть разумными. Именно это обстоятельство и относилось к числу наиболее удивительных и озадачивающих особенностей этого мира — в результате эволюции здесь появился не один-единственный вид существ, обладающих способностями мыслить, а несколько десятков.
У ныряльщиков существовал собственный язык, имелись имена, они жили особой разновидностью племенного строя. Но у них был один недостаток, который сильно отличал их от остальных существ Гидроса, — ныряльщики очень благодушно и даже дружелюбно относились к людям, быстро превращаясь в милых и шаловливых приятелей. Они легко выполняли различные задания и даже пробовали трудиться.
Теперь же, как выяснилось, их можно эксплуатировать до смерти.
В отчаянии Лоулер продолжал массировать тело того из ныряльщиков, в ком еще теплилась жизнь, надеясь в этой совершенно безнадежной ситуации удалить пузырьки азота из тканей. На какое-то мгновение глаза существа открылись, в них блеснула тень мысли, и оно произнесло пять-шесть слов на своем лающем гортанном наречии. Вальбен не понимал их языка, но смысл сказанного уловил: боль, горе, печаль, утрата, отчаяние и снова боль. Затем взгляд янтарных глаз ныряльщика стал бессмысленным, глаза остекленели, и он умолк.