Бездна
Шрифт:
Все произошедшее на палубе заняло не более полутора минут.
Только люди начали приходить в себя и успокаиваться, как из люка выскочил Делагард и подбежал к ним с раздраженным и встревоженным видом.
— Что, черт побери, происходит?! Откуда эти вопли и крики? — Он замолчал и вытаращил глаза. — Где Госпо?
Доктор едва перевел дыхание, его сердце бешено колотилось, в горле пересохло, он едва мог говорить. Жестом Вальбен показал в сторону ограждения и тряхнул головой.
— За бортом? — произнес судовладелец, не в силах поверить произошедшему. — Он… упал?
Делагард бросился к ограждению и взглянул вниз. К нему подошел Лоулер, тоже
— Он не упал, — уточнил Кинверсон. — Его утащили… Вторая половина вот этого уволокла капитана. — Он показал на изорванные и истерзанные останки неведомого чудовища, которые сам недавно топтал грубыми башмаками. Теперь они представляли собой не более чем зеленоватую слизистую грязь на желтом деревянном полу палубы.
Доктор помолчал еще несколько секунд и произнес:
— Оно походило на обычную старую рыболовную сеть и лежало вот здесь, у лееров. Возможно, медузы отправили эту тварь сюда поохотиться для них. Госпо пнул ее сапогом, она схватила его за ногу и…
— Но что?.. Что это за дерьмо? — Делагард бросил испуганный взгляд за ограждение, затем посмотрел на руки Вальбена и на слизь, оставшуюся на палубе. — Неужели вы говорите серьезно? Выходит, что-то, похожее на сеть, появилось из моря и схватило Госпо?
Лоулер кивнул.
— Но это же невозможно! Должно быть, кто-то толкнул его за борт… Но кто? Ты, Вальбен? Кинверсон? — Делагард растерянно захлопал ресницами, словно абсурдность сказанного стала ясна самому. Затем он пристально взглянул на доктора и Гейба. — «Сеть»? Живая сеть, которая выползла из моря и схватила Госпо?
Лоулер снова кивнул, неторопливо сжимая и разжимая пальцы. Жжение начало постепенно проходить, но он понимал, что будет ощущать его еще несколько часов. Кроме того, во всем теле возникло какое-то онемение. Он чувствовал себя потрясенным до глубины души и оглушенным. Кошмарная сцена снова и снова возникала в его воображении: Струвин замечает «сеть», ударяет ее ногой, запутывается в ней, чудовище начинает «переползать» через леер ограждения, унося с собой капитана…
— Нет, — пробормотал Делагард. — Боже, я не могу поверить! — Он покачал головой и вперил взгляд в неподвижные спокойные воды. — Госпо! — закричал Нид. — Госпо! — В ответ — полная тишина. — Черт! Пять дней в открытом море, и уже одного недосчитываемся. Вы можете себе это представить?
Руководитель экспедиции резко отвернулся от ограждения, и в этот момент на палубу высыпали остальные члены экипажа корабля: вначале — Лео Мартелло, затем — отец Квиллан и Оньос Фелк, вслед за ними выбрались и другие славные представители флагманского судна. Делагард сжал губы. Его щеки раздулись, лицо покраснело от удивления, гнева и потрясения. Лоулера поразило, как сильно Нид переживает случившееся. Струвин умер весьма страшно, но смерть редко бывает красивой. И доктор никогда бы в жизни не подумал, что судовладельца и командира экспедиции хоть в какой-то мере что-то или кто-то заботит, кроме него самого.
Делагард повернулся к Кинверсону.
— Вы слышали о чем-либо подобном раньше?
— Никогда. Ни разу.
— Нечто, похожее на обычную сеть, — снова повторил Нид. — Старая, грязная сеть, которая прыгает и хватает вас… Боже! Что же это за место такое?! Что за место?! — Он продолжал покачивать головой, словно таким образом хотел вытащить из воды беднягу капитана. Затем судовладелец резко повернулся к священнику. — Отец Квиллан! Помолитесь за нас, пожалуйста.
Тот совершенно растерялся и принялся переминаться с ноги на ногу, бессмысленно переспрашивая:
— Что? Что?
— Неужели не слышали? Один из нас погиб. Струвина больше нет. Нечто заползло на борт и унесло его с собой в море.
Священник молчал. Он только поднял руки ладонями вверх, словно показывая, что существа, появляющиеся из океана, находятся вне пределов его компетенции.
— Боже мой! Ну скажите же хоть что-нибудь, — взмолился Делагард, — пожалуйста… Скажите! Прошу вас…
Квиллан продолжал оставаться в прострации. Голос из задних рядов неуверенно бросил полушепотом:
— Отче наш, иже еси на небеси… Да святится имя твое…
— Нет, — оборвал священник читавшего молитву. Создалось впечатление, что он медленно пробуждается от долгого и тяжелого сна. — Не эту. — Он облизал губы и произнес с нотками неуверенности и неловкости в голосе:
— Если я пойду и долиною смертной тени, то не убоюсь зла, потому что ты со мною… (псалом 22:4) — Квиллан сделал паузу, снова задумчиво облизал губы, словно подыскивая нужные слова. — Ты приготовил трапезу в виду врагов моих… Так благость и милость да сопровождает меня во все дни жизни моей (псалом 22:5-6).
Тила Браун подошла к Лоулеру, взяла его за локти и повернула руки так, чтобы рассмотреть ожоги на ладонях.
— Ну, — тихонько сказала она, — пойдем вниз, и ты покажешь мне, какой мазью их нужно обработать.
В своей каюте, маленькой и уютной, среди порошков и снадобий Лоулер окончательно пришел в себя.
— Возьми вот этот пузырек, — указал он своей спутнице на ряд препаратов на полке.
— Этот? — уточнила Браун. В ее вопросе прозвучало явное подозрение. — Но это же не мазь.
— Знаю. Смешай несколько капель с водой и дай мне. А потом займемся мазью.
— Что это такое? Обезболивающее?
— Да, что-то вроде этого.
Тила занялась приготовлением лекарства для него. Ей было около двадцати пяти лет. С золотистыми волосами, карими глазами, широкоплечая, с крупными чертами лица, с блестящей кожей оливкового цвета она выглядела привлекательной, физически сильной женщиной. Кроме того, по словам Делагарда, Тила считалась неплохим работником. Она прекрасно разбиралась во всех тонкостях корабельной оснастки. Лоулер мало общался с ней на Сорве, но двадцать лет назад умудрился переспать пару раз с ее матерью, Аней, когда ему самому исполнилось примерно столько же, сколько сейчас Тиле Браун (ее мамочка была аппетитной тридцатипятилетней бабенкой). Эта связь являлась самым идиотским поступком с его стороны. Вальбен сомневался, что дочери что-либо известно об их отношениях. Мать Тилы уже умерла. Три года назад она ушла на тот свет, отравившись испорченными устрицами. В ту пору Лоулер закружился в вихре любовных увлечений — его очень любили женщины. Это случилось вскоре после того, как развалился брак Вальбена, короткий и с самого начала обременительный, но теперь все миновало, и ему становилось очень неловко от пристального взгляда Тилы Браун, которым она смотрела на него, словно доктор совмещал в себе все, что, ей казалось, нужно для мужчины. Но девушка ошибалась. А вот сказать об этом Лоулер не мог в силу или сверхгалантности, или полного безразличия.