Безликий
Шрифт:
Точно, чтобы добивать всё, что вне клешней с лапами и жвалами.
Вот, прямо жестокой насмешкой над булавками энтомологов и их коллекциями бабочко-мокриц, этот самый хвост напоследок проткнул меня кривым клювом кончика. И, вот зараза, этот самый шип на хвосте ещё и раскрылся, развалив грудь и брюшину.
И, значит, жить мне осталось…
Медблок:
Летальность кровопотери — 80%
Гемоспрей — 100%
Турникеты — 100%
ИПП — 100%
Летальность
Сука, опять…
Умирать страшно. И больно.
Я-то знаю, да-да.
Я уже умирал.
Доброго воскресного дня, уважаемые и обожаемые. Спасибо, что добрались сюда, спасибо за вашу поддержку в течение последних полутора месяцев, начавшихся в середине мая со слов «Умирать страшно. И больно».
Эта книжка про Семь почти закончена. Где-то на неделю никаких выкладок, вычитка, добавления, всякие прочие ништяки и статус «Завершено».
Закончена ли история Семь? Нет, она не закончена.
Есть ли у меня что почитать для новых читателей? Да, в достаточном количестве.
Будет ли что-то кроме «Топора и дубины» дальше? Конечно.
Закроются ли какие-то незавершённые циклы? Обязательно.
До скорой встречи. Оставайтесь с нами, будет интересно.
Постскриптум
Почему ничего не вижу?
Где я?
И…
— Не нервничай, Семь, не стоит. Всё хорошо, ты в надёжных руках, впереди много.
Самое цепляющее в ней при первой встрече — её голос. Он ниже, чем многим хотелось бы для женщины, он чуть хрипловат, и от этой хрипотцы по спине бенают мурашки, он глубокий и обещающий, а эти обещания, даже самые болезненные, голос оборачивает в фантик ядрёной сексуальности. Главное, конечно, не вестись, но у меня тотем, я, мать её, знаю всю суть хозяйки этого дьявольского голоска. И даже речевые обороты не удивляют, сказала «много», так, значит, тому и быть. А уж уточнения насчёт «много» последуют, к гадалке не ходи.
— Отличные показатели физиологических параметров, отличные данные анализов, отличная реакция на опасность раздражителя в виде меня. Я, Семь, всегда подозревала в тебе нечто иное, отличающее тебя от всех прочих бесов с бесовками. И по этой причине, Семь, ты наконец-то мой. Ты ничего не видишь из-за подавления сигнала и опущенной крышки капсулы. Но говорить ты можешь и если пообещаешь не дурить, открою.
— Обещаю.
— Ты просто умница, Семь. Добро пожаловать, дружок, искренне тебе рада.
Свет не ворвался внутрь, она знала — насколько восприимчивы глаза после Процедуры, свет мягонько прокрался в капсулу, чуть тронув веки, заставляя их открываться. Зажжужали приводы, капсула поднялась и зрительные нервы подтвердили решение слуховых — напротив, по своей привычке покачиваясь в кресле, сидела Клара Коралл.
Высокая,
Да-а-а, про её коллекцию наглазников ходят легенды, ведь сейчас, казалось бы, вырастить орган не так и сложно, если при бабле. Но! Клара Коралл, одна на сколько-то миллионов, если не миллиардов, имела жуткую аллергию на генном уровне, отторгающую попытки выращивания нового ока. Потому и смотрела на меня одним имевшимся, задорным, умным, ничего не выражающим глазом.
Клара, мать её, Коралл, возможно — хозяйка и командир самой эффективной чатсной армейки Федерации с Фронтиром. Армейки, не банды, не бригады, не ЧВК, а именно самой настоящей армейки и не иначе. И дело не в численности, уж поверьте.
— Семь, — Клара открыла портсигар, самый обычный серебряный портсигар без всяких цацек, достала сигаретку, вставила в мундштук, задымила и уставилась на меня, — Чтобы не было двусмысленности, объясню тебе всё с начала и до конца. Сейчас буду много-много говорить, ты слушать и делать выводы. И отвечать когда скажу. Хорошо?
Есть ли у меня вариант?
— Да.
— Тогда слушай и цени моё личное внимание к твоей особе. Только не зазнавайся, многие парни с девками имели такую вот беседу. Моя терция набирается по вашим интересам, по целям, имеющимся у каждой отдельно взятой личности, мясо без мыслей в башке набирают вербовщики, и, уж поверь, им хватает работы. Ты мне интересен, Семь, у тебя есть цель, а бес с целью это драгоценность. Мне известно о желании отыскать дорогу домой и, думаю, есть что предложить, от чего ты не откажешься и что заставит тебя работать на совесть.
Клара окуталась дымом, а её табак пах табаком, не синтетикой.
— Ты не любишь меня, считая меркантильной стервой, плюющей на обычных людей, нелюдей и имущество вроде тебя ради выполнения задачи. Ты прав, Семь, я на самом деле законченная сволота, пробы ставить негде и не сказать, что это заставляет меня переживать. Даже наоборот, делает приятно, даря само осознание факта такой оценки со стороны окружения.
Наше с тобой знакомство изрядно не задалось, и тут, возможно, моя вина. Тогда, ещё до твоегопервого десятка Процедур, ты закрывался сильнее, чем сейчас и мыслей о том, чтобы найти к тбе подход не имелось. То ли дело сейчас… Ну, говори.
— Я не отсюда.
— Ты не отсюда, — согласилась Клара Коралл, — не из этих координат, ни географических, ни временных. Ты плод очередного эксперимента каких-то высоколобых идиотов, не думающих о последствиях в виде попадания таких как ты к нам, точно слепого котёнка выкинули на улицу. Ну, ладно, не слепого, просто маленького. Но ты же выжил, Семь, выжил, смог стать хорошим бойцом и у тебя, думается мне, есть такая штука, запас удачи. Можешь смеяться над предрассудками, особенно когда они всплывают на Станции, болтающейся в парсеках от центра и висящей в ледяной пустоте космоса. Хочешь погоготать — да, пожалуйста, ничего страшного. Ну?