Безмолвие
Шрифт:
– Холодно. – И действительно, губы у него посинели, кожа была как лед. Ее чувствовал даже Джек: стылость сгустившегося воздуха, взявшегося невесть откуда и повисшего над жарким и влажным августовским болотом.
– Помнишь, как оказался здесь?
Джонни не ответил.
– Ты разговаривал со мной. Помнишь?
Джонни медленно кивнул и провел пальцами по лицу, как будто снимая невидимые клочья паутины.
– Всё в порядке. – Джек взял его за руку. – Ты просто спишь. Давай вернемся в дом.
Джонни поначалу сопротивлялся, потом вытащил ногу из трясины, повернулся к берегу и даже позволил себя вести,
– Дом, – словно молитвенное заклинание, произнес он, и тому было объяснение: вместе с холодом шел страх. Джек чувствовал его кожей как пощипывание на спине, будто из темноты надвигалось что-то ужасное, пугающее. – Идем, Джонни. – Джек потянул друга за собой, но тот застыл на месте, как коряга в иле, с вытянутой рукой, указывая на появившееся в тумане нечто. Бесформенное, ни на что не похожее, пустое пятно висело на фоне поднимающейся луны. Глядя на него, Джек не смог бы, наверное, сказать, что чувствует, но ощущение было такое, словно весь холод и весь страх истекают оттуда, из этого мутного мазка пустоты.
– Видишь? – спросил Джонни.
Джек не слушал и тянул друга все сильнее. Тянул к свету и теплу, куда-нибудь, но только подальше от проклятого болота.
– Черт возьми, Джонни! Давай же! – Он даже пустил в ход слабую руку; вырвал из топи одну ногу, потом другую. Сначала получалось медленно, потом быстрее, темная вода разлеталась брызгами, грязь тащилась за ногами. Джек выбрался из воды первым, Джонни за ним. Пошатнувшись, рванулся к папоротнику, и когда нога ступила на твердую землю, холод и ужас схлопнулись.
Застрекотали под деревьями сверчки.
В тростнике запели лягушки.
Джек повел друга в хижину, но тот двигался так медленно и неуклюже, словно его удерживали невидимые веревки, а потом вдруг свалился на кровать, будто веревки разом обрезали. Джек оставил его, а сам проверил окна и дверь. Ветер покачивал деревья. Туман рассеивался.
Что же это было?
Память уже расплывалась, страх рассеивался, как туман. Джек посмотрел на ноги – между пальцами темнела грязь. Настоящая. Значит, все было наяву. Как и кровь на руках и ногах. Как и царапины – он помнил, как падал, бежал и снова падал. Замка в двери не было. Джек забил клин и сел, прислонившись к двери спиной. На рассвете он проверил Джонни и окна. Потом, минут через десять, открыл дверь и вышел. Часы показывали 6:25. Свет был бледный, водянистый, но утро выдалось жаркое, и температура поднималась.
Что было не так?
Воспоминания сохранились фрагментами. Он помнил холодный как лед воздух и туман своего дыхания.
Вглядываясь между деревьями, Джек направился по тропинке к болоту. Земля под ногами была сырая, а прикосновение к дереву будто отозвалось эхом сна.
У края воды он попытался удержать тревожные образы, но чем сильнее напрягался, тем проворнее они ускользали. Он стоял на том самом месте. И Джонни тоже.
Почему же они так испугались?
Чем больше Джек
Глядя на болото сейчас, в это верилось с трудом. В утреннем свете все выглядело мягким и спокойным; вдали виднелись островки, пятнышки света мелькали на воде.
Да приходили ли они сюда?
Джек долго стоял на берегу, но, как бывало со всеми его снами, образы меркли и стирались, пока от них не осталось только слабое мерцание.
Кошмар или реальность?
Вернувшись к хижине, Джек застал Джонни за работой: он подкладывал веточки на вчерашние угли.
– Доброе утро, советник. Кофе через пять минут.
Наблюдая за другом, Джек искал какого-то указания на то, что тот помнит о случившемся накануне. Искал и не находил. Занятый делом, Джонни выглядел точно так же, как в любое другое утро, – расслабленным и полусонным. Разведя огонь, он поставил на решетку старый кофейник.
– Бери хлеб. Сейчас нарежу бекон.
– Ты в порядке, Джонни?
– Шутишь? Я отлично себя чувствую.
Он поворошил угли, вытер щеку, оставив пятно сажи, но голову так и не поднял. Джек сел на стул по другую сторону огня.
– Как спалось?
– Без задних ног.
– Посмотри на меня. Вчера вечером ты ушел спать на дерево. А проснулся в хижине.
Глаза у Джонни на мгновение затуманились; потом он пожал плечами.
– Сомнамбулизм, наверное. Бывает.
– Тебя это не пугает?
– Я же здесь. Всё в порядке.
– И о прошлом вечере ты ничего не помнишь?
– Помню, что засиделись. Перебрали с выпивкой.
– Что еще?
– Говорили о том, что твой отец в тюрьме, а мама живет в том дерьмовом трейлере. Ты рассказывал про свою работу. Один раз свалился и обмочился.
– Не смешно.
– Да уж…
Джонни рассмеялся, но Джек остался серьезен.
– И всё? Ничего больше?
– Конечно не всё. – Джонни перестал возиться с костром. – Помню, что манчего [2] мы прикончили еще до бурбона. Сом тебе понравился, но, по-моему, ты проглотил кость. Мы курили, рассказывали анекдоты, решали загадки вселенной. Обычный ужин, Джек, как и любой другой.
– Что было потом?
– Никакого «потом» не было. Я пошел спать. Проснулся. И вот мы здесь.
2
Манчего – испанский твердый сыр из пастеризованного овечьего молока; производится из молока овец породы манчега исключительно в Кастилии.
Пытать друга дальше Джек не стал. Минуты через две он, поразмыслив, сказал:
– Послушай, я ухожу.
– Что? Ты серьезно?
Он поднялся, разгладил ладонями брюки.
– Нет настроения.
– Ладно. Дерьмово, однако. – Джонни тоже поднялся. – Мне тебя проводить?
– Нет, я в порядке.
Джек поискал ботинки, нашел и стал обуваться. Джонни смотрел, не зная, как быть. Такие дни всегда были для них обоих особенными. Обычно они рыбачили, охотились или стреляли по тарелочкам, и завтрак всегда становился чем-то вроде пиршества. Он дважды открывал рот – и наконец решился.