Безмятежность и доверие
Шрифт:
— Ты не можешь убить моего ребенка. Это… я даже не знаю, как это назвать.
Пока эти слова не вырвались из его рта, он даже не представлял, как будет себя чувствовать. Если честно, он никогда не задумывался о том, чтобы быть отцом. Он совершенно точно любил Дилана и Челси, но он никогда не был им отцом. И Таррин понимала это. Он никогда даже не предполагал, что Таррин и он могли быть друг другу кем-то большим, чем просто временными любовниками. И она также думала про их отношения, именно поэтому их все так устраивало, именно поэтому на чаше весов их отношений, в этом плане, всегда было идеально равновесие.
И
Но прямо сейчас она сидела рядом с ним и расчетливо говорила, нет, даже не так, она посвящала его в свои планы по убийству его ребенка. Это его ребенок был внутри нее, но ей было абсолютно наплевать, и от этой мысли его руки неистово тряслись.
— Ты, мать твою, просто не можешь убить моего ребенка.
— О боже, Тим не будь излишне эмоциональным. Ради всего святого, ты же не гребанный святоша. Я не убиваю твоего ребенка. Я собираюсь избавиться от сгустка клеток в моем теле, которые только лишь с течением времени могли бы сформироваться в ребенка. Это мой выбор, и, кроме того, я не хочу рожать еще одного орущего ребенка. Я и так уже с головой ушла в это дерьмо, хватит и этих двоих.
Он повернулся и посмотрел на нее вновь. Она допивала свой бокал вина, и у него возникло ужасное желание поднять руки и впечатать хрупкое стекло в ее лицо, желание было настолько сильным, что он практически видел, словно в замедленной съемке, как он это делает.
Тряхнув головой, он попытался избавиться от безумия, что наполняло его голову. Господи. Тщательно выдыхая, чтобы немного успокоить свои разыгравшиеся нервы, потому как ему не хотелось, чтобы его телом сейчас завладевало желание избить ее, поэтому он выдохнул и постарался говорить как можно более спокойно.
— Я помогу тебе. Я буду рядом с тобой и с ребенком, со всеми детьми. Я никого не оставлю вас.
И опять этот ироничный смех.
— Да ладно тебе. Ты совершенно не создан для того, чтобы быть отцом, Тим. Посмотри на себя. Половину своей жизни, а тебе уже почти сорок, ладно, тридцать семь, ты играешь в компьютерные игры и споришь с моим сыном, которых ходит в третий класс, о «Звездных войнах», а остальную половину ты байкер-бандит. Нет, я думаю, что я совершенно не желаю связывать свою жизнь с тобой ребенком.
Шок от всего происходящего был все еще слишком сильным, чтобы ее слова как-то задели его, но, несмотря на это, они чертовски ужалили его.
— Тогда, мать твою, зачем ты на хрен мне говоришь это все? Чтобы просто поиздеваться надо мной?
Она вздохнула, словно он был непроходимым идиотом.
— Понимаешь, это дорогое удовольствие. Мне нужно, чтобы ты мне помог оплатить эту процедуру.
Теперь настала
— Да ты, похоже, выжила из ума.
Женщина вновь вздохнула, поставила свой бокал и небольшую жестяную баночку на пол и поднялась на ноги. Она стремительно приблизилась к нему — черт возьми, она казалась чертовски уродливой в это мгновение — и просто остановилась напротив него. Когда она положила свои ладони ему на грудь, он внезапно схватил ее за запястья и оттолкнул от себя.
— Прости меня, Тим. Возможно, мне было необходимо преподнеси эту новость для тебя как по-другому, но тебе лучше сильно не заморачиваться на этот счет. Наши отношения в большинстве своем даже очень неплохие время от времени, но тебе же прекрасно известно, что между нами нет ничего такого, я имею в виду чувства. И тебе это прекрасно известно, мы удобны друг другу и ничего большего. Мы не сможем ужиться вместе. Я говорю это, потому что ты имеешь право знать — но это твое единственное право. Это моя проблема и мне принимать решения насчет этого. И это самое наилучшее решение для всех нас. И если ты не хочешь помочь мне оплатить процедуру, значит, это твои проблемы и заморочки, которые меня совершенно не касаются. Я решу эту «проблему» сама.
— Я, бл*дь, не собираюсь платить за то, чтобы ты избавилась от моего ребенка.
Она кивнула, как будто не ожидала ничего другого от него.
— Отлично. Жди здесь. Я принесу твой жилет и остальное твое барахло. У нас все кончено, у тебя и меня. И в этот раз на самом деле.
— Не так быстро, притормози, — прорычал он. Затем Шерлок вспомнил про Дилана и Челси. — Я хочу попрощаться с...
Отрицательно покачав головой, она перебила его.
— Нет. Они привыкли к тому, что ты приходишь и уходишь. Так они забудут тебя быстрее, чем если ты сейчас попрощаешься. И потом, они будут ждать тебя, и им будет казаться странным, что ты не возвращаешься.
Это ранило его больше, чем все, что она сказала.
— Боже Милостивый, Тар, когда ты успела стать такой сукой?
Холодно улыбаясь, она ничего не ответила ему, вместо этого она повернулась и направилась обратно в дом. Он стоял на ее крыльце, пытаясь собраться с мыслями. Он чувствовал себя переполненным яростью и совершенно беспомощным, так, словно его обманывали на протяжении долгого времени. Он даже не подозревал, что она была такого невысокого мнения о нем.
Одержимый яростью, которой он не испытывал никогда ранее, он схватил деревянную скамейку и кинул ее со всей силы в сад с отчаянным криком. С глухим звуком она упала на траву и сломалась пополам. И он чувствовал себя не лучше этой скамейки.
Когда она вновь вышла на крыльцо и увидела сломанную скамейку на своем газоне, то в течение некоторого времени смотрела нее, но не произносила ни слова. Он вырвал свой жилет из ее рук и быстро надел. Затем закинул в карман свои вещи и спешно направился к байку, не произнося ни слова.
Ему не давала покоя мысль, что, казалось, осела и полностью впиталась в его сознание, что он уходил от своего ребенка, бросал его, но он не мог ничего поделать. Он не мог заставить ее оставить малыша, сохранить беременность, и после всего, что она наговорила ему, он не хотел иметь с ней больше ничего общего. Все, что он чувствовал по отношению к ней, было презрение. Ненависть. И невыносимая ярость.