Безнадежность

Хувер Коллин

— Замолчи. Тебе совершенно не за что просить прощения. Я сбежал не потому, что разозлился на тебя. Я разозлился на себя.

Я вырываюсь из его хватки и отворачиваюсь к кровати. Он опять берёт на себя всю вину.

— Всё нормально. — Подхожу к кровати и приподнимаю одеяло. — Не могу же я, в самом деле, ждать, что ты меня возжелаешь сейчас. Я допустила ошибку, поступила непростительно, эгоистично, и мне очень стыдно. — Укладываюсь в постель и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы он не видел моих слёз. — Давай просто ляжем спать, хорошо?

Мой голос звучит спокойнее, чем я сама от себя ждала. Мне и правда не хочется, чтобы он страдал. Он был рядом во всех передрягах, а я ничего не дала ему взамен. Лучшее, что я могу сделать

для него — просто закрыть тему, чтобы он не чувствовал себя обязанным и дальше оставаться со мной. Он мне ничего не должен.

— Ты думаешь, меня корёжит потому, что я не хочу тебя? — Он обходит кровать, чтобы видеть моё лицо, и опускается на корточки. — Скай, мне плохо потому, что всё случившееся с тобой разбивает моё сердце, и я понятия не имею, что мне делать. Я хочу быть рядом с тобой и помочь тебе пройти через всё это, но что бы я ни сказал, — каждое слово не в кассу. Прикасаясь к тебе или целуя тебя, я боюсь, что ты этого не хочешь. А теперь ты просишь заняться с тобой сексом, потому что тебе нужно, чтобы я забрал это у твоего отца, и я всё понимаю. Я точно понимаю, откуда это взялось, но мне не становится легче от того, что ты даже не в силах посмотреть мне в глаза. И это дико больно, потому что ты не заслуживаешь, чтобы всё происходило именно так. Ты не заслуживаешь такой жизни, и я не могу сделать ничего, чтобы облегчить для тебя эту долбаную ношу. Я хочу, чтобы тебе стало легче, но не могу и чувствую себя совершенно беспомощным.

Оказывается, произнося всё это, он сел на кровать и притянул меня к себе, но я была так захвачена его словами, что не сразу заметила. Он сажает меня себе на колени, обхватывает моими ногами свою талию. Берёт в ладони моё лицо и заглядывает мне в глаза.

— Да, я остановился, но если уж на то пошло, мне вообще не следовало приступать, не сказав тебе сначала, как сильно я тебя люблю. Я так тебя люблю! Я не имею права дотронуться до тебя, пока ты не узнаешь: я прикасаюсь к тебе только потому, что люблю. Других причин нет.

Он прижимается губами к моим губам, не дав мне шанса сказать, что я тоже его люблю. Я люблю его так сильно, что это причиняет физическую боль. Я не думаю ни о чём — только о том, как я люблю этого мальчишку, и как он любит меня, и вопреки всей мерзости случившегося со мной, в это мгновение мне не нужно ничего другого — только быть с ним здесь и сейчас.

Я пытаюсь вложить все свои чувства в поцелуй, но этого недостаточно. Отстраняюсь и целую его в подбородок, в нос, в лоб, ловлю губами слезу, катящуюся по его щеке.

— Я тоже тебя люблю. Не знаю, что бы я делала без тебя, Холдер. Я так сильно тебя люблю, и мне очень-очень жаль. Я хотела, чтобы ты был моим первым, и мне жаль, что он отобрал это у тебя.

Холдер непреклонно качает головой и быстрым поцелуем заставляет меня умолкнуть.

— Не смей так говорить. Не смей даже думать так. Твой отец отнял у тебя этот «первый раз», отвратительным, немыслимым способом, но я уверен — это всё, что ему удалось отнять. Потому что ты очень сильная, Скай. Восхитительная, забавная, умная, красивая. Ты полна отваги. Всё лучшее в тебе не исчезло, что бы он ни натворил. Ты справилась с этим однажды и справишься снова. Я уверен.

Он кладёт ладонь мне на грудь — прямо над сердцем, а мою ладонь притягивает к своей груди. Наклоняется, так чтобы наши глаза оказались на одном уровне, стремясь приковать к себе всё моё внимание.

— К чёрту все «первые», Скай. Единственное, что имеет для меня значение — это вечность с тобой.

И я целую его. Чёрт меня побери совсем, я целую его, вкладывая в это прикосновение все свои переливающиеся через край чувства. Поддерживая мою голову, он опускает меня на постель и устраивается сверху.

— Я люблю тебя. Я так давно тебя люблю, только не мог в этом признаться. Мне столько всего приходилось скрывать, и я не мог позволить тебе полюбить меня в ответ.

Слёзы снова струятся по

моим щекам, и хотя это та же самая влага, что и прежде, и глаза те же самые, сейчас она для меня — нечто абсолютно новое. Это не слёзы гнева или душевных мук… это слёзы невероятного чувства, охватившего меня в тот миг, когда я услышала, как сильно он меня любит.

— Сейчас — идеальный момент, чтобы сказать мне о своей любви. Как же здорово, что ты подождал!

Он улыбается, заворожённо глядя на меня. Наклоняет голову и целует, переполняя меня своим вкусом. Целует мягко и нежно, бережно скользя по моим губам, и развязывает пояс. Я хватаю ртом воздух, когда его пальцы проникают под халат и гладят мой живот. Ощущение от его прикосновения совсем иное, нежели пятнадцать минут назад. Это ощущение я принимаю с желанием и благодарностью.

— Господи, как же я тебя люблю! — шепчет он, скользя ладонью по животу и вокруг талии. Пальцы спускаются ниже, к бедру, и я не могу сдержать стон, отвечая всё более уверенными и решительными поцелуями. Он кладёт ладонь на внутреннюю сторону моего бедра и легонько нажимает, собираясь устроиться меж моих ног, но я непроизвольно вздрагиваю и напрягаюсь. Почувствовав мои колебания, он отрывается от меня и смотрит в глаза. — Помни, я прикасаюсь к тебе только потому, что люблю. Других причин нет.

Я киваю и закрываю глаза, боясь, что на меня снова нахлынут оцепенение и страх. Холдер целует меня в щёку и стягивает вместе полы халата.

— Открой глаза, — просит он мягко. Когда я подчиняюсь, снимает пальцем слезу с моей щеки. — Ты плачешь.

Я улыбаюсь, пытаясь его подбодрить.

— Всё в порядке. Это хорошие слёзы.

Он кивает с серьёзным выражением лица. Мгновение испытующе смотрит на меня, потом берёт мою руку и переплетает наши пальцы.

— Скай, я хочу заняться с тобой любовью. И думаю, ты тоже этого хочешь. Но сначала мне нужно, чтобы ты кое-что поняла. — Он стискивает мою ладонь и сцеловывает со щеки очередную слезу. — Знаю, тебе трудно разрешить себе чувствовать. Ты так долго училась блокировать эмоции каждый раз, когда до тебя кто-то дотрагивался. Но знай: когда ты была маленькой девочкой, на самом деле, тебя ранило не то, что физически делал с тобой отец. Твоё сердце было разбито потому, что он разрушил твою веру в него — человека, которого ты считала своим героем, перед которым преклонялась. Это худшее из всего, что может испытать ребёнок по милости взрослого, и мне невозможно представить, насколько это страшно. Но запомни: что бы он с тобой ни творил, это не имеет никакого отношения к нам. Я прикасаюсь к тебе только потому, что хочу сделать тебя счастливой. Я целую тебя только потому, что у тебя самые потрясающие губы на свете, и ты знаешь — я не могу их не целовать. И когда я занимаюсь с тобой любовью — я делаю именно это. Я занимаюсь с тобой любовью, потому что люблю тебя. Все неприятные ассоциации в твоей жизни, связанные с физическими прикосновениями, неприменимы ко мне. К нам неприменимы. Я дотрагиваюсь до тебя, потому что люблю. Других причин не существует.

Эти нежные слова вливаются в моё сердце и успокаивают нервы. Он мягко целует меня, и я расслабляюсь под его рукой, которая прикасается ко мне только потому, что он меня любит. И полностью растворяюсь в нём, позволяя своим губам следовать за его губами, своим рукам — переплестись с его руками, подчиняя ритм своих движений его ритму. Я готова пережить этот опыт, погружаюсь в него целиком, только потому что хочу этого. Других причин нет.

— Люблю тебя, — шепчет он.

Всё время, пока он дотрагивается до меня, исследуя моё тело пальцами, губами, взглядами, он повторяет снова и снова, как сильно меня любит. И на сей раз я не ускользаю, остаюсь с ним, стремясь почувствовать каждое прикосновение, слышать каждое его слово. И когда он наконец отбрасывает в сторону обёртку и во всеоружии устраивается сверху, он с улыбкой смотрит на меня и поглаживает моё лицо кончиками пальцев.