Безобидное хобби
Шрифт:
– На своей.
– Понятно. А выбираться как думаешь?
Ответа не последовало. Зато оборотень благополучно добрался до потолка, и лезть дальше стало некуда. Он зацепился когтями под потолком, как гигантских размеров летучая мышь. Я же висела на хвосте, и не скажу, что сие обстоятельство радовало.
– Понятия не имею, – признался узник.
Очко в его пользу. Мужик не боится расписаться в собственной беспомощности. Хотя, учитывая его положение, что еще ему оставалось?
– Вот видишь. Не знаешь, а уже критикуешь, – кряхтя от натуги, заметила я.
Масса сил уходила на то, чтобы не разжать немеющие от усилий пальцы. Я уж было собралась толкнуть проникновенную речь о черной
Необходимо было что-то предпринять, иначе я сильно рисковала провести ночь, катаясь на аттракционе «обезумевшая нежить». К слову сказать, монстр абсолютно не заботился о комфорте седока, и я полностью изведала непередаваемый букет ощущений, что испытывает коктейль, когда его взбивают в шейкере. Организм стонал и болел так, словно меня долго били ногами и пару раз добавили палкой. В голове шумело, тошнота накатывала волнами. Пришлось пригрозить излишне ретивому скакуну клинком, дабы поубавить немного его прыть. Оборотень дал по тормозам, заставив всадницу сделать головокружительное сальто и впечататься в противоположную стену, что радости, понятное дело, не прибавило.
Я сползла по скользкому булыжнику на пол, едва прикрытый гнилой соломой, в которой наверняка кишели паразиты, ругаясь и клятвенно обещая монстру устроить персональный ад на земле за жестокое обращение с моим хрупким телом. К концу тирады оборотень так проникся, что утратил волю к сопротивлению и обреченно забился в угол, где тихо подвывал от ужаса, оплакивая свою горькую судьбину.
– Смотри, что ты наделала! – голосом, полным негодования, заявил подвешенный.
– Интересненькое дельце, – возмутилась я несправедливостью обвинения. Вот и помогай после этого узникам, в ответ получишь сплошную неблагодарность. – У меня все тело в синяках, а сочувствие вызывает волк? Ладно. Если несколько капель крови оборотня тебе дороже собственной свободы – пожалуйста, виси себе на здоровье. Я не навязываюсь.
Но мужик почему-то не оценил широты жеста и оставаться в камере не пожелал. Удивляясь непоследовательности его действий, я одернула сбившийся халат, попыталась отряхнуть его от грязи, что, признаться, не сделало некогда белую ткань чище, надела правую тапку, а за второй лихо допрыгала до противоположной стены, куда она была отброшена во время безумной скачки. Оборотень наблюдал за моими действиями огромными от страха глазами с видом незаслуженно побитой хозяйкой собаки.
Я подошла к нему, совершенно не опасаясь клыков, когтей или внезапного нападения. Вот уж никогда не думала, что порождения тьмы, которыми принято пугать непослушных чад, могут быть столь трогательно милы.
– Да ладно тебе, – как могла ласково произнесла я. – Я возьму совсем немного. Это совершенно не опасно для такого крупного зверя, а лекари вообще говорят о пользе кровопускания для организма.
– Да? – тут же встрял в монолог обнаженный. – Тогда почему бы тебе не пожертвовать свою?
Глаза волка засветились надеждой.
– Если кто-то не заткнется, его перенесут из списка спасаемых в список добровольных жертв, – скрипнула зубами я.
Угроза подействовала; мужик в очередной раз заткнулся, хотя сопел очень возмущенно. Будет ли он и дальше мешать процессу дурацкими комментариями, покажет время. А сейчас я и этой передышке рада.
Вервольф понял – отвертеться все-таки не выйдет, и в его янтарных глазах появилась неизбывная тоска обреченного на мучительную смертную казнь. Он тяжело, с надрывом вздохнул, демонстративно закрыл очи правой лапой, чтобы не видеть произвола некроманта с кинжалом в руке, а мелко дрожащую левую храбро протянул для экзекуции. Чувствуя себя мучителем несчастных животных, я приняла когтистую конечность и полоснула лезвием. Лапа в руке ощутимо дрогнула. Надрез получился качественный; достаточно глубокий, чтобы получить нужное количество крови, но совершенно не опасный для дальнейшего существования нежити, если не считать прискорбного факта, что нанесенные серебром раны оборотни залечивают дольше обычного. Ничего, ради свободы можно потерпеть некоторые неудобства. Волка пришлось уговаривать пройти со мной круг, так как емкости для сбора крови все равно не было, и совершить задуманное, не таская за собой донора, не получалось. Нарисовав еще несколько необходимых для поднятия мертвецов рун, я с чувством профессиональной гордости полюбовалась на творение своих рук. Хотя, если честно, в камере не хватало света, чтобы оценить правильность написания, но тут уж не до каллиграфии. В конце концов, это не первый ритуал, который я провожу, и сейчас главное – сделать все правильно, а эстетической составляющей можно пожертвовать.
Отпущенный на свободу оборотень осторожно отполз в угол, где лишился чувств от нервного потрясения. Надо же, какая чувствительная нежить пошла! Слопать меня на обед – это пожалуйста, а стоило пролить немного крови хищника, так он в оборок падает. С такой ранимой психикой ему бы стихи писать, а не шерстью покрываться в полнолуние. Хотя… Одно другому не мешает. Кто знает, чем именно волк занимается в своей человеческой ипостаси. Может, пасет овечек на лугу и параллельно сочиняет балладу о весеннем ветерке.
Напевая привычные заклинания, я обошла сотворенный круг и замкнула его. Раскинув руки в стороны, словно хотела обнять весь мир, я искала отклик своей стихии – некромантии. Обычно смерть не призывают. Она сама приходит, и ее приходу не рады. Я же чувствую ее в мертвецах, смирно лежащих в могилах, в призраках, витающих там и сям, во всех не живущих. Сейчас же я старалась сосредоточиться на определенной смерти. Той, что ощутила на местном кладбище, надеясь, что крови оборотня для этого хватит. Тщетно. Не хватило. Но прежде чем окончательно предаться отчаянию, признать поражение и расписаться в бессилии, я почувствовала слабый отклик. Тихий, тоненький, как язык холодного пламени, если бы таковое существовало, сначала он появился в единственном числе и робко постучался в подсознание. Я практически не обратила на него внимания, но тут он принялся размножаться, и вот уже множество откликов, как маленькие ледяные снежинки, вьюгой бьются в мозгу.
То, что откликнулось на зов некроманта, не могло быть захоронено на старом кладбище, и тем не менее я шепнула:
– Живите, дети мои.
Что бы это ни было, что бы я ни вызвала из мира мертвых, позаимствовав их тела у смерти, оно вполне могло послужить мне, открыв дверь камеры и освободив прикованного к стене мужчину. А там я найду друзей, и мы спокойно уберемся из этого странного замка, благополучно забудем все случившееся, как страшный сон. Смею надеяться, в дальнейшем о вампирах стану узнавать только из местных сплетен.