Безоблачное небо 2
Шрифт:
— Слышь, ты, урод! Я…
Я насмешливо показал ему свой нож и добавил:
— Не смеши людей своей зубочисткой, шушера залетная. Шкандыбай на культяпках в свою хазу, пока я местным не сказал, что ты тут по ночам шуруешь, да еще мокруху собираешься устроить. Догоняешь, что за такой шухер да не по делу тебе братва устроит?
— Э… ну а что ты сразу не сказал? А если бы мы расписали тебя…
— Кто? Вы? Шуруй отсюда, шелупонь подшконочная, пока я сам тебя не расписал на гравюру!
— Ого! Я смотрю,
— С волками жить, по-волчьи выть. В наших горах семилетки лучше ножом владеют, чем эта шушера, — я презрительно сплюнул в сторону. — Гонору до неба, а ткни — мочой воняет. Чуть бутылки из-за них не разбили.
Посмеиваясь, мы вернулись в мою комнату под крышей. Я поставил бутылки и закуску на стол и собрался зажечь лампу, но Рэла меня остановила.
— Не зажигай, не надо.
Она завалилась на кровать, скинула с себя сапоги и, судя по шороху, часть одежды.
— Что-то жарко стало, да и устала я что-то, так что тут поваляюсь. Подай бутылку и кинь в меня чем-нибудь мясным.
Я открыл одну бутылку, подал ей и кинул на кровать колбасу. Искать в потёмках стул было не охота, поэтому я сел прямо на стол и открыл другую бутылку, а закусывать стал куском сыра.
— Твой коньяк был лучше, — вздохнул я, отпив хороший глоток из своей бутылки.
— Угу, я его у Изабеллы сперла. Ей много такого дарят, она и не заметит.
— А если заметит?
— Ну и хрен с этим, она мне и так столько должна… Кстати, ты знаешь, что Алисия ушла с корабля?
— Серьезно? — удивился я. — Чего это она?
— С Изабеллой разругалась из-за тебя.
— Да? Зараза…
— Переживаешь, что из-за тебя? — догадалась Рэла. — А мне наоборот стыдно. У этой серой мышки, оказывается, характер есть, и посильнее чем у многих.
— Она молодец, — грустно вздохнул я. — Замечательный напарник.
— А ты еще не хотел её брать.
— Ага, дурак был, не разглядел. Только вот куда она теперь?
— Да куда угодно, лишь бы подальше от войны.
Я молча вздохнул и выпил еще коньяка. Дешевое пойло драло горло и от него оставался неприятный привкус во рту, а уж какое похмелье будет утром… хотя плевать.
— Что плевать?
— Да я про похмелье.
— Это точно… эх, пошло оно все к демонам!
Рэла рывком встала с койки и покачнулась. Тусклый свет от далеких фонарей обрисовал её силуэт на фоне окна. Из верхней одежды на ней оставалась лишь рубашка. Слегка покачиваясь от выпитого, она подошла ко мне, села на стол, обвила меня руками и прижалась к шее. От неё пахло дешевым коньяком и машинным маслом, а губы были сухими, шершавыми и горячими…
— Ты чего это?
— Не смейся… хорошо…
В её голосе было гораздо больше усталости, чем я бы смог выдержать, а у меня уже давно не было женщины и накопилось слишком много эмоций, которые хотелось хоть на кого-нибудь выплеснуть.
Руки у Рэлы были сильные, но мне это даже понравилось, и сама она была сильной и крепкой, а под одеждой оказалось больше шрамов, чем я мог предположить. Бедра в ожогах, на груди неровный шрам от ножа, на животе следы рванной раны, а следов от пуль и вовсе было не счесть…
— Вот такая я вот… потрепанная… — хриплым голосом насмешливо проговорила Рэла. — Зато ты весь гладенький.
— Уже не весь…
Я взял её руку и положил себе на бедро, там, где остались неровные следы от огня.
— Аха…
Нам стало душно, на узкой койке не хватало места, колбаса закатилась куда-то в угол, а одну бутылку коньяка мы случайно опрокинули и разлили на пол. Пьяную Рэлу это насмешило до слез, потом она поскользнулась на этой луже и упала, что рассмешило её еще сильнее. Я попытался её поднять, но она с силой дернула меня на себя, и мы обнаружили, что на полу, в принципе, тоже удобно, да и места больше…
— Сильнее… сильнее…
Рэла до крови расцарапывала мне спину и плечи и сама требовала от меня такой жесткости. В какой-то момент я просто разозлился, рывком перевернул её на живот и силой взял сзади, что, впрочем, ей только понравилось.
Устав и допив коньяк, мы голые завалились на кровать. Теперь в комнате воняло не только дешевым коньяком, но еще и нашим потом и кровью. Увы, но ни мне, ни Рэле к этому было не привыкать.
— Любуешься, — сонно пробормотала Рэла, уткнувшись носом мне в шею. — Я ведь для тебя экзотика… не такая чистая и красивая, как эльфийки и княгини… у меня не такая гладкая и нежная кожа…
— На душе у тебя еще больше шрамов, — тихо ответил я.
Рэла на секунду окаменела, но потом расслабилась, и устало выдохнула:
— Да.
И больше не сказала ни слова, а вскоре заснула.
Как ни странно, утром у меня голова не болела, только вот стоял мерзкий привкус во рту, да хотелось пить. А вот Рэлу мучило похмелье. Голая, злая и смурная она бродила по комнате и собирала свою одежду.
— Чтобы я еще хоть раз в жизни с горцами коньяк пила, — глядя на меня с ненавистью, бросила она.
— Пфф… не я это предложил.
— Сволочь, ты Ирвин, мы ведь наравне пили… ай, сука… почему у меня болит голова, а у тебя нет?
Я открыл шкаф, достал оттуда заблаговременно припрятанную бутылку крепкого самогона. Потом нашел относительно чистый стакан, протер его пальцем, плеснул в него прозрачной как слеза жидкости и протянул Рэле.
— Держи.
— Что это… ох! Сукин ты сын! Закусить дай!
Протянув кусок колбасы, я не сдержался и хохотнул, глядя на ошарашенное выражение на лице Рэлы, а у неё аж слезы на глазах выступили.