Безрассудная
Шрифт:
— Вообще-то я все еще подумываю о том, чтобы утопить тебя. — Мой голос звучит с придыханием, а мои пальцы блуждают по изгибу его челюсти.
— О, дорогая, я уже тону. — Его губы приближаются к моим, дразня меня. — И я умоляю тебя позволить мне вдохнуть тебя.
Я лукаво улыбаюсь. — Я думала, ты никогда не умоляешь?
— Я начинаю привыкать к этому, когда дело касается тебя.
И тут его рука проскальзывает за мою шею, чтобы притянуть мои губы к своим.
Его губы прижимаются к моим, отвлекая от каждого предупреждения, эхом отдающегося в моей голове. На вкус он как ошибка, и все
Этот поцелуй кажется другим.
Этот поцелуй словно наверстывает упущенное. Каждый момент, когда наши тела прижимались друг к другу, а губы оставались на расстоянии. Каждое мгновение, когда вокруг нас витало напряжение, но мы все же отстранялись.
Поцелуй на крыше должен был причинить ему боль, показать всю степень моего отвращения. Ненависть окутала губы, встретившиеся с его устами, и гнев побудил меня сделать это.
Наш поцелуй в канализации был инициирован приближающейся гибелью и подстегнут паникой. Он был поспешным и импульсивным — все, чем не является этот момент.
На вкус он как тоска. Страсть раздвигает мои губы, желание углубляет поцелуй.
Он не торопится делать то, о чем умолял, — вдыхать меня. Рука пробегает по моей шее, а другая исследует изгиб моей обнаженной талии. Он замедляет поцелуй, когда я запускаю пальцы в его волосы, а затем пробегаю по его плечам, ощущая выступающие на коже шрамы.
В его поцелуе есть какое-то благоговение, в том, как он держит мое лицо, — деликатность. Я никогда не испытывала такой нежной страсти.
Дождь уже вовсю поливает нас, пропитывая мои волосы и капая с носа. Несмотря на это, парень целует меня крепче, словно вспоминая, как он не сделал этого в первый раз, когда мы попали под дождь возле дворца. Я сильнее обхватываю его ногами, притягивая к себе настолько близко, что чувствую, как его сердце колотится о грудную клетку.
Я вздыхаю, когда его язык встречается с моим. Он жадно прижимает меня к себе мозолистой рукой. Поцелуй становится нетерпеливым, требовательным и отчаянным, как обычно бывает при желании.
Он впивается зубами в мою нижнюю губу. Не со злостью или ненавистью, как тогда, на крыше, а с желанием. Это действие воспламеняет мое тело, распространяя огонь по каждой жилке. Мой рот движется в такт с его ртом, повторяя каждый взмах его языка, каждое движение губ.
Его пальцы зарываются в мои мокрые волосы, пробегают по шее…
Над нами раздаются раскаты грома.
Возможно, он должен был подбодрить нас, но вместо этого разлучает нас.
Я тяжело дышу, моргая под струями дождя, и он делает то же самое.
Прищурившись, я смотрю на небо, затянутое зловещими тучами, которые время от времени разрывает удар молнии. Сбросив ноги с его бедер, я прочищаю горло и заставляю себя встретиться с ним взглядом. Он долго изучает меня, а затем поднимает руку, чтобы смахнуть капельку воды с кончика моего носа. — Ты дрожишь, — говорит он едва слышно, чтобы я могла расслышать его за бурей.
Я сглатываю. — Мне холодно. — При этом его губы подергиваются. Я провожу пальцами по символу Ильи, вытатуированному на его груди. — У тебя сердце колотится.
—
Я поднимаю взгляд и замечаю ямочку на его щеке. Дрожание его губ искушает меня прижаться к ним своими, но я сдерживаюсь, так как наступает реальность.
Притворство. Отвлечение. Слабость.
Все это слова для описания того, что не должно было произойти.
Он осторожно берет меня за запястье и заводит его себе за шею, проделывая то же самое с другой рукой. — Что ты делаешь? — нерешительно спрашиваю я.
Он заходит глубже в воду, медленно поворачивая нас по кругу. — Это ты мне скажи, Маленький Экстрасенс. — Я закатываю глаза, а он улыбается.
Его следующие слова повторяют те, что он прошептал, когда поставил меня к себе на ноги, чтобы я танцевала при свете костра. — Позволь мне плыть за нас обоих.
Глава 39
Пэйдин
К тому моменту, когда Кай поднимает меня на бортик бассейна, я уже насквозь промокла.
Дождь льет сильнее, щиплет глаза и бьет по коже. Кай опускается на траву рядом со мной, его волосы влажно падают на лоб. Растянувшись на спине, он закрывает глаза от накрапывающего дождя.
Когда я встаю, он обхватывает меня за талию и притягивает к себе. Я задыхаюсь, а потом смеюсь, запрокидывая голову навстречу ему на мокрой траве. Умиротворение отражается на его лице, губы смягчаются в легкой улыбке.
Он выглядит облегченным.
Вряд ли он когда-нибудь чувствовал себя так свободно. Ни одна душа, кроме моей и тех, кто нас окружает, не знает, где он. И есть определенный комфорт в том, чтобы добровольно потеряться, спрятаться от самой жизни.
Мы долго лежим так, нежась под душем природы. В какой-то момент его рука находит мою. Он слегка переплетает наши пальцы, и это действие оказывается более интимным, чем время, проведенное в бассейне, как будто ему достаточно просто молча существовать рядом со мной.
Яркий треск молнии заставляет меня резко сесть, распахнув глаза. Я оглядываюсь на промокший рюкзак, лежащий на влажной траве, и быстро встаю на ноги.
Кай снова пытается дотянуться до меня, но я со смехом отскакиваю в сторону. — Давай, хватит валяться. Я поднимаю рюкзак, наблюдая, как с него, как и с меня, капает вода. — Нам нужно обсохнуть, как и всему остальному.
Он садится, моргая. — Да, ты трясешь цепь при каждом вздрагивании.
При упоминании об этом я снова вздрагиваю. Я поворачиваюсь, подхватываю лук и упираюсь спиной в сильное тело, внезапно оказавшееся у меня за спиной. — Я возьму его, — говорит он мне на ухо. — На сегодня моей жизни уже достаточно угроз.
Я нехотя позволяю ему выхватить оружие из моих рук, пока выливаю воду из ботинок, чтобы надеть их обратно на мокрые ноги. Перекинув промокшую рубашку через плечо, я шагаю к стене из камня и деревьям, отделяющим нас от дороги.
Взбираться по скользкому склону — занятие не из легких. Приходится сделать несколько попыток, чтобы забраться на вершину камня, прежде чем я смогу дотянуться до дерева рядом с ним. Кай следует за мной, пока я медленно спускаюсь на землю и вздыхаю с облегчением, когда мои ноги погружаются во влажную грязь.