Безрассудная
Шрифт:
Я не был в западной башне с тех пор, как навестил маленькую девочку, которая когда-то занимала ее.
Теперь на ее месте находится женщина. Королева. Мать — возможно, отчасти даже для меня.
Быстрым шагом я прохожу по плюшевому ковру, стараясь не замечать любопытных взглядов. Слуги вежливо улыбаются, Имперцы переглядываются. Взглянув на одно из многочисленных окон, расположенных вдоль холла, я пытаюсь увидеть свое отражение.
Вместо этого мои ноги подкашиваются. В горле пересыхает. Перед глазами расплывается.
Мне
Маленькое кладбище простирается за окном, примыкая к укромному уголку замка. Десятилетия королей, королев и их потомков покоятся под мягкой травой. Над каждой могилой возвышаются резные камни, отмечающие, какое разлагающееся тело находится под ней.
Я делаю неглубокий вдох, который с шумом вырывается из моей груди.
Несколько пар внимательных глаз буравят меня, и я выпрямляюсь. Потому что я — их король. Не сумасшедший. И я не буду устраивать сцену.
Отрывая взгляд от свежей, вздыбленной грязи, которая теперь поглощает моего отца, я ускоряю шаг по коридору.
Голова высоко поднята. Спина прямая. Глаза ясные.
За несколько дней, прошедших с момента моего откровенного разговора с Гейл, я навестил иву и извинился перед Авой за то, что пропустил ее день рождения. Черт, я извинился не только за это. Вероятно, я выглядел как безумный король, когда бормотал корням, прорастающим под моими ногами.
Именно тогда Калум нашел меня и напомнил мне о тех трех «Б». При этой мысли я запускаю руку в карман и нащупываю прохладную коробочку. Рассеянно проводя подушечкой большого пальца по бархату, я вспоминаю о столь необходимом наставлении, которое дал мне Калум.
— Выгляди как король, даже если пока не чувствуешь этого. Ради твоего плана, ради твоего народа.
Я поворачиваю за угол и обнаруживаю, что зал так же переполнен любопытными взглядами. Моя рука крепко сжимает коробочку, находя мужество в трех буквах «Б», которые она символизирует. Выдохнув, я ровным шагом прохожу сквозь толпу слуг и Имперцев.
Голова высоко поднята. Спина прямая. Глаза ясные.
Не успеваю я задуматься, достаточно ли по-королевски выгляжу, как оказываюсь под громоздкой лестницей, ведущей в западную башню. Это крыло замка отведено под лазарет, иначе называемый изолятором.
Ступени скрипят под ногами, сопротивляясь моему весу. Подъем по многочисленным извилистым этажам быстро выматывает меня.
Черт, неужели я действительно настолько не в форме?
Полагаю, отсутствие выносливости не должно шокировать после столь долгого заточения в кабинете. Но к тому времени, как я добираюсь до потертой двери на вершине лестницы, я уже порядком запыхался.
Мой кулак поднимается, готовясь ударить костяшками по дереву.
Но я колеблюсь.
Не зря же я до сих пор не навестил королеву. Она — моя мать только по названию, и, полагаю, часть меня всегда презирала ее за то, что она не была той женщиной, которая умерла, рожая меня. За то, что она не была той женщиной, которую я так отчаянно хотел бы встретить.
Но отец очень любил ее, а она его. Именно поэтому она так больна — в первую очередь от горя. По крайней мере, у нас есть две общие черты.
Пока я не найду в себе мужество встретиться с могилой отца, я буду сидеть у смертного одра его жены.
Я стучусь. Дверь распахивается.
Меня встречают шокированные взгляды нескольких врачей. Они не утруждают себя расспросами, почему я здесь. В этой башне всего один пациент.
В считанные секунды меня проводят через всю комнату, мимо покрытых пылью кроватей.
Здесь уже много лет никого не было.
Даже когда мы с Каем крушили друг друга на ринге для спарринга, травмы были наспех залечены Илаем в наших спальнях. Потому что это крыло замка предназначено для тех, чьи раны гораздо глубже, чем доступно Целителю.
Мой взгляд останавливается на детской кроватке, стоящей в углу; постельное белье на ней аккуратно сложено. Я отстраненно задаюсь вопросом, видел ли Кай эту кровать без тела Авы.
— Китт!
Оторвав взгляд от кровати, я обнаруживаю, что карие глаза теплятся при виде меня. — Джекс, — говорю я, заставляя себя улыбнуться. — Не знал, что ты здесь, наверху.
Улыбка, которую он дарит в ответ, намного ярче моей, контрастируя с его темной кожей. — Я не думал, что увижу тебя здесь. Или вообще где-нибудь.
Я наблюдаю, как печаль отражается на его лице, и отчаянно пытаюсь ее искоренить. — Прости, Джей. Я был намного более занят, чем обычно.
Он кивает, переставляя свои упругие конечности. — Да, конечно. — Затем он бросает взгляд на занятую кровать позади себя. — Она спрашивала о тебе.
Я прочищаю горло. — Ты часто сюда приходишь?
Он смущенно кивает. — Почти каждый день. Я… я в долгу перед ней. Это она приютила меня после того, как мои родители…
Я киваю, когда он замолкает, не желая, чтобы он напоминал мне о кораблекрушении его родителей на Мелководье. Я вдруг снова прочищаю горло, чувствуя себя немного неловко. Между нами что-то изменилось, и это странно выводит меня из равновесия.
Полагаю, это моя вина. Я единственный из нас, кто изменился. Единственный, кто теперь король.
— Что ж, — медленно произносит Джекс, — пожалуй, я оставлю тебя.
Моя рука нащупывает его плечо, когда он начинает отходить. — Чума, ты что, с тех пор как я тебя в последний раз видел, каждый день на дюйм вырастаешь?
От шутливого тона моего голоса, от взгляда на принца, с которым он вырос, на его лице появляется улыбка. — Очень скоро я буду смотреть на тебя сверху вниз, Китти.