Безрассудное сердце
Шрифт:
Мы пробыли в Аризоне очень недолго, а к нам уже стали приходить воины, мечтающие присоединиться к своим свободным братьям. Они являлись по одному, по двое, пока отряд Тени не увеличился до семидесяти человек. Среди них были старики, в волосах которых блестела седина и тела которых носили на себе следы многих ранений. Однако глаза у них горели огнем, и они во что бы ни стало хотели умереть как воины на поле боя.
Однажды вечером я слушала, как Бегущий Теленок и его собратья-апачи рассказывали о прошедших временах, когда апачи ходили где хотели и владели
Когда я спросила, каким образом он получил такое имя, Бегущий Теленок улыбнулся и объяснил, что мексиканцы очень давно дали ему это имя, потому что он любил мочить руки в крови жертвы. Однако Мангас уже умер. Его хладнокровно застрелили в форте Маклин. С почтением говорили они и о другом вожде апачей Кочайзе, который десять лет сражался с людьми с белыми глазами. Но Кочайз тоже погиб. Еще они говорили о Гоклие, известном как Джеронимо, и о Старом Нана, который все еще не сходил с тропы войны, хотя ему уже было далеко за шестьдесят.
Немножко я узнала и о религии апачей. Они верили в богов, очень похожих на наших Деву Марию и Иисуса. Только имена у них были другие. Деву звали Белой Богиней, а ее дитя, рожденное ею от Великого Духа, – Дитя Вод.
Оказывается, апачи скорее готовы были умереть от голода, чем съесть рыбу, которая согласно их представлениям была родственницей змеи и потому проклятой. Еще я узнала, что они никогда не говорят «спасибо». Вместо этого они поднимают глаза к небу и молча благодарят богов. Самое забавное, что мне довелось услышать, касалось воинов-апачей и их тещ. По какой-то причине, я так и не поняла по какой именно, как только воин женился, он не смел больше поднять глаза на мать своей жены!
Вскоре после того как мы пришли в Аризону, воины Тени привели в лагерь пленных – двух солдат и одного проводника-апача. Это были наши первые пленные, и атмосфера в лагере накалилась, когда бедняги были брошены голыми на солнце. Бегущий Теленок настаивал на том, чтобы перерезать им глотки, но остальные апачи хотели еще помучить их перед смертью, особенно апача, которого считали шпионом.
Один из солдат был совсем мальчиком на вид, и тихо плакал, пока индейцы спорили за и против скорой смерти. Мальчик был напуган до крайности, но воины лишь смеялись, когда он умолял не убивать его.
Другой солдат был намного старше, и, судя по нашивкам, служил уже не меньше пятнадцати лет. Он лишь моргал, когда переводил взгляд со сторонников быстрой смерти на сторонников пытки, да еще пот градом катился у него на лицу, и он конвульсивно вздрагивал всем телом, не в силах справиться с собой.
Апач ни на кого не обращал внимание. С бесстрастным лицом он смотрел на заходящее солнце и пел предсмертную песню.
Боясь, как бы не одержали верх любители пыток, я пошла к Тени и попросила его отпустить пленных.
– Не могу, – ответил он ничего не выражающим голосом. – Мои воины сами должны принять решение. У многих из них хладнокровно застрелили жен. Они видели, как их родители гибли под копытами лошадей. Они видели, как солдаты убивали их детей. Я знаю, что у них на сердце, и должен позволить им отомстить, если они этого хотят.
И они хотели.
Черный Лось, высокий индеец с острыми чертами лица, выступил вперед, держа в руках нож. Он подошел к старому солдату и провел острым концом по его груди. Солдат застонал, когда нож вошел глубже, рассекая не только кожу, но и мясо.
Наши воины жаждали крови. Двое из них вытащили ножи, и в мгновение ока пленник остался без рук. Он закричал, когда кровь хлынула из ран, однако ему не пришлось долго кричать, потому что чернокожий перерезал ему горло.
Все воины как один повернулись к мальчику и застыли как вкопанные, потому что от страха у него опорожнился желудок. С круглыми от ужаса глазами он крутил головой и случайно заметил меня, но не сразу признал во мне белую женщину, а когда признал, закричал что было мочи:
– Леди, спасите меня! Ради Бога, помогите! Это была самая страшная минута в моей жизни.
Тень положил руку мне на плечо.
– Ты не сможешь его спасти, – спокойно проговорил он. – Зачем же тебе стоять тут и смотреть? Никто не обидится, если ты уйдешь.
Я молча покачала головой. Я была тут по доброй воле. Я сражалась рядом с ним. Делила с ним горе, когда погибали его воины. Я разделю с ним и это, хотя мне было больно смотреть.
Мальчика они мучили недолго, и когда с ним было покончено, повернулись к шпиону-апачу.
Что они с ним вытворяли, не поддается никакому описанию. Достаточно сказать, что когда они отошли от него, он не был похож на человека, но во все время пыток глаза апача не переставали гореть вызывающим огнем. Только перед самым концом он издал звук, который был боевым кличем на языке его народа.
В ту ночь я не спала. Каждый раз, закрывая глаза, я видела окровавленные останки пленных. И все же я не могла винить Тень. Я знала, что ждало его воинов, попади они в руки белых. Я все знала об уничтожении мирных индейских деревень и о подписанных и нарушенных договорах. Тем не менее я была рада, что Тень и Бегущий Теленок не приняли участия в пытках.
К утру тела пленных исчезли, и о том, что они вообще были, свидетельствовали только пятна крови на земле. Воины с презрением отзывались о солдатах, которые, по их мнению, умирали недостойно, но зато, хоть и с неохотой, признали мужество индейца. Тень ни разу словом не обмолвился о том, что произошло тогда, однако все-таки предупредил своих людей, что пленных больше не должно быть.
В сентябре к нам присоединились еще семеро сиу. Безумный Конь погиб. Солдатам все-таки удалось настичь его. В тягостном молчании воины Тени переглядывались друг с другом. Безумный Конь, Ташунка Витко, могущественный вождь сиу, душа своего народа, погиб, когда ему исполнилось всего тридцать три года.