Безрассудное сердце
Шрифт:
Тень принялся развязывать коней Гопкинса и Джошуа, а я бросилась наверх в пещеру. Там я схватила на руки Хичу и крепко прижала его к себе. А потом побежала обратно.
Тень не смог скрыть огорчения, когда увидел завернутого в одеяло младенца у меня на руках, а я не сдержала улыбки, подумав, как он удивится, когда узнает, что это сын не Джошуа, а его собственный.
Тень снял с Джошуа, предварительно разрезав на нем, одежду и ботинки. Кровь все так же текла у него из ран, и я пожелала ему умереть от потери крови прежде, чем до него доберутся дикие звери. Пот выступил у Джошуа на лбу, скорее, от боли и страха, чем из-за
Вдалеке завыл волк, и у меня мурашки побежали по спине. Запах крови наверняка приведет зверя к Джошуа, который будет не в силах отогнать его. Ужасная картина предстала перед моим мысленным взором. Желтые клыки вонзаются в еще живую плоть. Я будто слышала, как Джошуа кричит, словно чувствовала вкус страха у него во рту, видела его отчаянное сопротивление, понимала его безнадежное отчаяние. Ему была уготована жестокая смерть, и, даже зная, что именно такую смерть он придумал для Тени, я все равно его жалела.
Я с мольбой посмотрела на Тень, но он только покачал головой.
– Берлин умрет, Анна, – твердо произнес он. – Я знаю, ты меня не одобряешь, но будет так, как я решил.
Тень помог мне сесть на Солнышко и подал поводья, после чего вскочил на своего коня.
Бок о бок, не оглядываясь, мы начали спускаться с горы.
Пещера и Джошуа остались далеко позади, когда заплакал Хича. Не говоря ни слова, Тень соскочил с коня и с ничего не выражающим лицом подал мне руку. А я улыбалась, представляя, как он удивится, когда я скажу ему, чьего сына держу на руках. Как раз в это мгновение Хича зашелся в крике от голода, и я, утешая, сказала ему:
– Не плачь, маленький. Разве ты не видишь? Твой папа с нами, и теперь все будет в порядке.
Тень вопросительно посмотрел на меня своими черными глазами, а потом протянул руки и взял у меня нашего сына. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что в жилах Хичи течет гордая кровь шайенов.
– Муж мой, посмотри, какой он красивый, – промурлыкала я.
Тень не смог скрыть радости и изумления, которые я прочитала на его лице, и я громко расхохоталась. Не в силах ничего сказать, он лишь кивнул, осмотрев мальчика всего от темноволосой головки до крошечных ножек.
– Сын, – прошептал он наконец. – Мое сердце воспарило в небо, как ястреб.
После этого он крепко поцеловал меня, и у меня стало спокойно на душе. Наконец-то я снова там, где должна быть. Тень не сводил с нас ласкового взгляда, пока я пеленала и кормила Хичу, и мне было так хорошо, что я готова была продлить эти минуты вечно.
Когда вечером мы остановились на ночлег на берегу небольшой речушки, Тень рассказал мне обо всем, что случилось с ним за время нашей разлуки. Он не скрыл от меня ни предательства Джошуа, ни жестокости Клайда Стюарта и Барни Макколла, ни унижения, которое он пережил, путешествуя с цирком Хансена. Мне было его очень жалко. Я не могла даже представить, как он, с его гордостью, страдал, выходя каждый день к публике, которая пришла потешить себя за его счет. Сносить такое унижение не под силу даже очень стойкому человеку! И я расплакалась, когда увидела отвратительные шрамы на его спине, а потом тихо помолилась за ту белую женщину, которая не бросила его на дороге, а принесла в дом и выходила. Я не ревновала к ней моего мужа, потому что, не будь ее, Тень, наверное, умер бы и я никогда больше не увидела своего любимого. Я лежала тихо в его объятиях и рядом с нами спокойно посапывал наш сын, когда я спросила Тень, Куда он хочет ехать.
– Не знаю, – ответил он. – Здесь больше не осталось места для свободного индейца.
– Мы могли бы вернуться в Медвежью долину, – предложила я.
Неожиданно я почувствовала, что не могу жить без родных мест. Как мне вдруг захотелось вновь повидать нашу реку и поплавать в ней! А еще проехать на Солнышке по тропинкам, по которым я ездила на лошади и ходила еще маленькой девочкой. Самым большим счастьем было бы для меня повидать еще раз Кроличью Голову – тот самый камень, возле которого мы с Тенью встретились.
– Мы могли бы заново отстроить дом, – с горячностью продолжала я. – Для нашего сына лучше ничего не придумаешь.
– Если хочешь, мы можем попытаться, – без всякого желания согласился Тень.
Домой. Это слово музыкой звучало у меня в ушах. Конечно, я понимала, что в первое время меня обступят горькие воспоминания, но потом они поблекнут, и мы заживем счастливо, радуясь тому, как растут наши дети.
Меня так разволновали мои мечтания, что я села на одеяле, подтянув колени, к подбородку. Мысленно я уже видела мой маленький домик с двумя спальнями и себя, пекущую хлеб на кухне. Я даже представила себе Тень за плугом а рассмеялась. Легче леопарда заставить служить себе, чем сделать из воина пахаря, и от этой мысли стала смеяться еще громче, потому что заодно вспомнила, как один раз пыталась представить Тень в костюме и в галстуке, шагающим по залитой светом центральной улице Нью-Йорка.
– Что это тебя так насмешило? – спросил обиженно Тень.
– Да нет, ничего, – сказала я, вытирая слезы. – Не надо никакой Медвежьей долины. Ничего из этого не выйдет. Послушай, Тень, а не поехать ли нам в Мехико? До меня дошли слухи, что Джеронимо вышел на тропу войны.
– Нет. Тебе с малышом будет там очень тяжело, – глухо проговорил он, но я заметила, как сверкнули у него глаза.
– Все лучше, чем резервация, – стояла я на своем. – А здесь нам больше ничего не остается.
Тень что-то сердито проворчал, и, не разобрав слов, я все же поняла, что он думает о резервации.
– Тогда Мехико, – промурлыкала я. – Может быть, Бегущий Теленок тоже там.
– Может быть.
– Мне бы хотелось с ним повидаться.
– Тогда в Мехико, – согласился наконец Тень.
Я знала, что мне предстоит в недалеком будущем. Опять бесконечная гонка. Переезд с места на место. Ни минуты покоя. Тень прав. Такая жизнь не для матери с маленьким ребенком. Но это лучше, чем резервация и ежедневная борьба с жадными индейцами за еду и одежду.
Всю ночь мы предавались любви, заново познавая друг друга. Какое счастье я испытывала, оказавшись опять в объятиях Тени! С каким наслаждением слушала, как он шепчет мое имя! Он прижимался губами к моим губам, и его руки ласкали мое податливое тело, а я забывала обо всем на свете, кроме того, что надо мной склоняется мужчина, которого я люблю. С какой жадностью я всматривалась в него, крепко прижимала его к себе, вдыхая запах его кожи, лаская его сильные руки.
Я вспомнила прошлое, и мне казалось, что он всегда был со мной. Друг, возлюбленный, муж, крепкая стена, за которой всегда можно укрыться.