Безукоризненное деловое соглашение
Шрифт:
Она глядела на свои руки, натягивая перчатки, помогающие скрывать каждый дюйм кожи. На макушке – маленькая шляпка самого ужасного вида: он бы не удивился, если бы она была из запасов миссионеров.
– Ах, черт, – пробормотал он со вздохом.
Эта вежливая маленькая женщина со своим язычком, способным резать сталь, прямо зацепила его.
– Но вы не так уж плохи, – услышал он свою речь, – держу пари, если вы оденетесь поярче и наденете шляпку с голубым пером, вы будете хорошенькой. Любой мужчина будет вам рад. А что, я видел женщин, таких некрасивых, что птицы в ужасе отлетали в стороны, но и они выходили замуж и имели шестерых
Она слегка ему улыбнулась:
– Как вы добры, мистер Хантер. Но мне не удалось даже купить мужа.
Прежде чем он успел ей возразить, она подняла голову:
– Я благодарю вас за все, сэр. Я высоко это ценю. Я теперь лучше понимаю, почему люди так любят мою сестру. Это… очень волнующе – быть причиной геройского поступка. Это заставляет чувствовать себя достойной, чтобы кто-то рисковал своей жизнью для твоего спасения.
За все время она ни разу не присела, и так же, как раньше, дверь в комнату была открыта на требуемые шесть дюймов. Теперь она пошла к двери, затем – с рукой на дверной ручке – замерла, повернулась и подошла к нему. Наблюдая за ней, он заметил выражение удивления, промелькнувшее на ее лице, и, когда ее лицо утратило железный контроль, перестало быть настороженным, она стала почти хорошенькой. Быстро, под действием импульса, – а он был уверен: она редко его чувствовала, а еще реже слушалась, – она вернулась к его постели, наклонилась и поцеловала его в щеку. Потом вышла так же тихо, как вошла.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
«Пропади оно пропадом!» – Коул ругнулся про себя, или, по крайней мере, ему показалось, что ругнулся он тихо. На самом деле его проклятие было таким громким и таким страстным, что хозяйка дома, открыв дверь, вошла к нему в комнату. Она была вдовой, унаследовавшей дом после смерти мужа, и хотя у нее было много брачных предложений, ей не хотелось хлопотать около второго мужа. Она говорила Коулу, что счастлива беседовать с мужчинами, но не хочет, чтобы они вечером пинком загоняли ее в постель.
– Что сейчас произошло? – спросила она тоном женщины, которая долгое время была замужем и пришла к выводу, что между детьми и мужчинами в общем-то разница невелика.
– Ничего мне не нужно, никакой помощи, – ответил он, повернувшись к ней спиной. Он был совершенно раздосадован тем, что, видимо, не способен застегнуть рубашку, а еще труднее будет с брюками, когда правая рука у него в гипсовой повязке и к тому же подвешена. Вдобавок к неловкости левой руки, правая ужасно болела.
Его хозяйка тут же сообразила, в чем состоит трудность, и начала застегивать его одежду так, будто он был ее сыном. Конечно, ей нужно было встать на цыпочки, чтобы дотянуться до верхних пуговиц из-за того, главным образом, что в попытке сохранить в целости и сохранности собственное достоинство Коул задрал подбородок и распрямился так, что спина была, как ружейный ствол.
Миссис Хэрисон раскованно посмеялась над ним и возблагодарила Господа, что не вышла замуж второй раз.
– Помните эту маленькую девушку, которая с вами встречалась несколько дней назад? Ту, что вы спасли в банке?
– Я бы ее не назвал девушкой.
– В моем возрасте я любую могу назвать девушкой.
Он сомневался, исполнилось ли миссис Хэрисон сорок пять, но ей нравилось выдавать себя за пожилую: это служило оправданием ее отказам мужчинам, предлагавшим ей – и ее деньгам – выйти за них замуж.
Она
– Ну и что насчет нее?
– В город приехала ее сестра.
– Ровена? – спросил он, испугавшись и проявив чрезмерную заинтересованность.
– Да. Вы всю семью знаете?
– Ничего я о них не знаю. И, кроме того, меня это не касается. Они со мной дел не имели.
К его великому разочарованию, хозяйка, собирающая толки по городу, не добавила больше ни слова. Наконец Коул не выдержал и заметил:
– Я слышал, она красавица.
Миссис Хэрисон попыталась удержаться от улыбки, чтобы не дать понять Коулу, что знает, что он хочет все узнать.
Она тянула с рассказом недолго, ибо они оба делали вид, что этого хочется ей, он же слушает только из вежливости.
– Она самая красивая женщина на свете. На самом деле. Вы должны на нее взглянуть. Она приехала сегодня поездом – вообразите, в своем собственном вагоне, – и каждый мужчина в радиусе ста шагов замер как вкопанный. Она – просто чудо. И так приветлива – насколько это можно вообразить. Когда четверо мужчин подрались, кто понесет ее багаж, вы бы решили, что на свете до этого не было мужчины, который бы предлагал ей помощь: так она благодарила. Удивительно даже, как она себя вела. Конечно, женщина с такой красотой и не должна себя вести как гадкий утенок. Она еще долго будет хорошенькой, так что, вы знаете, всю жизнь около нее будут парни драться за то, чтобы понести ее багаж.
Коул не мог понять, почему та сверхдлинная дань восхищения красотой Ровены так его раздражала.
– Да, да, я понял, что она писаная красавица, а что с мисс Лэсем? Ей в этой ссоре ничего не сделали?
– Вы хотите сказать – не затоптали ли ее ковбои, понесшие багаж? Да они ее почти затоптали, но шериф…
– А он-то что там делал?
– Он пришел со всеми вместе приветствовать эту красивую женщину. Вы знаете, глупо так думать, но, если бы у нее была склонность обманывать, она могла бы сделать большие деньги. Она входила бы в город с одного конца, все бы двинулись туда взглянуть на нее, а в это время ее партнеры могли бы ограбить другой конец города и убраться непойманными.
– Вы делитесь со мной своими преступными планами? Я не спрашиваю о стаде глупых ковбоев, которые считают красавицей всякую умытую женщину, а спрашиваю о мисс Лэсем и о грабеже банка. Это вы припоминаете, надеюсь?
– Не знаю, почему это вы нагрубили мне, – ответила она, распрямляясь, после того как натянула второй сапог. Она взглянула на него искоса. – Если только эта маленькая мисс Лэсем вам не приглянулась.
– Никакая женщина мне не приглянулась, мне интересно, вот и все.
Но сам он знал, что не все. Проклятье, он не мог этого исправить, чувствуя себя виноватым по одному ничтожному поводу. Каково это, находиться вблизи такой красавицы, как ее сестра? И что тут, в Эбайлине, делает эта сестра? Не может, что ли, оставить свою невзрачную маленькую сестричку одну и не таскать ее в своей свите, демонстрируя каждому по стране, как сильно они отличаются друг от друга?