Безумие
Шрифт:
— Ладно, мужики, — говорю, — давайте спать.
— Давайте.
Я встрепенулся.
— А где спать-то? Народу тьма. Уже все дома, наверное, заняты.
— Не, — сказал Палыч, — наши бойцы хату вон ту заняли. Рядовой и сержантский состав на первом этаже, а командный, то есть мы с вами, на втором. Там, парни говорили, тепло, сухо и сено есть. На сене хорошо, как у нас в деревне.
Поплелись к «хате». На первом этаже — не пройти — вповалку. Храп и скрежет зубовный — каждому второму бой снится.
Лезем по лесенке. Я первый. Комнатушка просторная. Сено, действительно. Сеновал тут у них, что ли? Свечу фонарем по углам — место выбираю.
Тень метнулась! Я рефлекторно: «Лежать, руки за голову!» За спиной характерный звук — ремень об железо — это Палыч с Костей автоматы вскинули. Свечу — фигура — не мужик. Другой рукой за спину — по автоматам хлопаю — опустите, мол. Подхожу ближе — девчонка. В угол вжалась, дрожит. Волосы светлые. Странно, разве здесь такие бывают? Кто их разберет?
— Ты кто?
Молчит, дрожит.
Сел перед ней на корточки. Фонарь отвел чуть в сторону.
— Слышь, ты не бойся, мы тебя не тронем.
Молчит, зуб на зуб не попадает. Шок, наверное.
Машу мужикам рукой — не подходите. А хорошенькая. Только усталая, даже изможденная. И голодная. А волосы правда светлые. И нездешняя какая-то. Точно.
— Слышь, ты кто? Мы тебя не тронем.
— Я… Настя.
— Настя???
Подскочил Палыч, снял бушлат, укрыл ее, повернулся, голос дрожит:
— Костян, давай вниз, разбуди кого-нибудь, пожрать достань.
Костя метнулся вниз.
— Слышь, дочка, все хорошо, все кончилось, мы свои, — он гладил ее по голове.
Влетел Костя, в руках сухпаек, пластиковая бутыль с водой, кружка.
Палыч кормил ее, как ребенка, плеснул в кружку спирта, разбавил водой, поднес. Она замотала головой.
— Надо, дочка, обязательно надо. Ты одним духом выпей — сразу полегчает.
Она выпила, закашлялась. Палыч плеснул в кружку воды, дал запить, протянул галету.
Порозовела. Я взял Палыча за локоть, потянул на себя, он передвинулся ближе ко мне. Свету прибавилось. Я не оборачивался. Это Муха накамерник включил — снимает. Я начал:
— Настя, ты откуда?
— Из Грозного.
— Из Грозного? А сюда как попала?
Она молчала. Потом сказала:
— Дайте сигарету.
Только тут я заметил, что она далеко не подросток. Лет 19, может, немного больше. Просто худая очень.
Она закурила. Слегка закашлялась. Потом затянулась с удовольствием.
— Так как ты сюда попала?
— Сюда? Какая разница?
— Но… — а что можно было ответить, кроме какой-нибудь глупости, что я и сделал, — ведь сюда из Грозного просто так не попадают?
— А я не из Грозного сюда попала…
— … А как же?
— Я в Грозном с 94-го не была.
— А что же ты делала все эти годы?
— Что делала?
Она обвела нас взглядом. Я понял — слишком много мужиков, да еще с оружием. Убрал руку за спину, помахал ладонью — идите, погуляйте.
— Гхм, — Палыч откашлялся, — Костя, пойдем посты проверим.
Ничего умнее не мог сказать. Ну, и на том спасибо. Они деликатно удалились.
— Настя, давай еще, — я налил в кружку спирта, разбавил водой. Она колебалась.
— Я тоже с тобой выпью, — взял флягу, — давай чокнемся. — Выпили, она опять закашлялась. Налил ей воды.
— Хочешь еще сигарету?
— Давайте.
Я боялся, что ее будет смущать Муха, но она его или не замечала, или он был для нее… кентавр?
— Так что с тобой случилось?
— В 94-м, осенью, пришли… сказали, убирайтесь из квартиры… вам тут делать нечего.
— Кто пришел?
— Какие-то… с оружием.
— А ты с кем жила?
— С мамой. Она была учительницей. Русского языка и литературы.
— Так.
— Потом еще несколько раз приходили… угрожали… мы очень боялись… но нам некуда было уходить. А потом… пришел Халид.
Она надолго замолчала. Я боялся вспугнуть ее. Но потом все-таки спросил.
— А Халид — это кто такой?
— Парень из соседнего дома… взрослый такой… он начальником стал военным.
— И что дальше?
— Он не один пришел, с друзьями. У них автоматы были. Он сказал, что я буду… его женой… что он меня забирает… схватил за руку, потащил… мама закричала, стала меня… отнимать… а его друг маму… застрелил.
Она заплакала. Я ни о чем не спрашивал. Потом она заговорила сама. Я удивился сначала — потом понял — она просто много лет ни с кем не разговаривала. Во всяком случае, ее много лет никто не спрашивал о ней.
— Халид привез меня к себе. Он меня… он говорил, что я его жена. Я не хотела, он меня бил. Потом заставил. А потом началась война. Но мы из города не уезжали. Он командовал чем-то…
Она опять замолчала. А я задал вопрос, и уже когда говорил, пожалел об этом.
— А почему ты не убежала, когда он уходил?
Она подняла на меня глаза — в них было море боли.
— Куда?.. Что вы в этом понимаете?
Маму убили, в их квартире — чужие люди, кругом война, она русская. Я — идиот.