Безумие
Шрифт:
Потом появилась конкретика. Мне надо было прошвырнуться к коллегам в поезд, а унитазы срезать неохота. Я к Палычу — дай БТР, а он говорит:
— Бери. Только на нем ехать нельзя.
— Как так?
— Да так — топливо не дают.
— Не понял.
— А я ходил, узнавал. Сказали — вам БТРы в ближайшее время не понадобятся.
— Это чего, — говорю, — воевать вообще больше не будем?
А он хитро так смотрит:
— Вот ты, Крестовников, не дурак вроде, взрослый, а простых вещей не понимаешь.
— Ну не понимаю, чего ты темнишь, Палыч?
—
— Хорошо. Подкольнул, а теперь говори.
— Не. Сам думай.
— Палыч, мне больше думать не о чем? Давай ты в прямой эфир пойдешь, вместо Гриши, страну порадуешь красноречием, на вопросы нелюбовские умно ответишь, а я буду загадки твои десантные разгадывать.
— А че загадки? Нету тут никакой загадки. Если десантникам топливо для БТРов не нужно, значит, какое им топливо готовят? Правильно — вертолетное.
Так я узнал, что мы точно отправляемся в горы. Причем скоро.
Команда дана. Завтра отправляемся. Только не факт, что нас возьмут с собой. Несмотря на карт-бланш. Это вопрос чисто технический. Высадка будет с «МИ-8». Это вам не «коровы», куда можно человек двести запихать. Вертолеты мелкие. Я точно не знаю, но, кажется, человек 15 — это максимум. А еще грузы — боеприпасы, палатки, печки всякие (это особенно актуально — зима, в горах холод собачий), продовольствие.
И вертолетов — не сто. Во-первых, нет столько, во-вторых, и не надо. Там еще хрен найдешь, где приземлиться. Несколько машин за несколько рейсов — и все.
Провел собрание коллектива:
— Друзья! У меня для вас хорошая новость.
— Ура!!! — они подумали — домой едем, я же их не особенно просвещал — чего волновать зря.
— Мы отправляемся в горы!
Тягостное молчание.
— Но у меня еще одна хорошая новость! Мы летим вдвоем с Мухой!
Я посмотрел на Муху. Он балдел.
— А ты, Пехота, разве не хочешь в горы?
— Хочу, — вяло так.
— Врешь! И правильно. Тебе Грозного хватило. На первый раз достаточно. А тебе, Мартанов, вообще в горы летать вредно — кровь предков взыграет, начудишь еще что-нибудь. Поэтому вы остаетесь здесь. На вахте. За Гришей приглядывайте. За имуществом. Не шляйтесь. Водку пейте, но только в пределах кемпинга. И еще. У меня просьба. Дайте нам с Мухой чего-нибудь из теплых вещей. Вы тут все равно у буржуйки остаетесь.
Я наклонился к Пехоту, прижал его голову к своей, сказал шепотом:
— Смотри за Русланом. Насчет баб. Только прокурорские. И никаких поварих. Чтобы неприятностей не было.
Утро. Идем на вертолетную площадку. У меня еще нет уверенности, что нас возьмут. Не Палыч же такие вопросы решает.
Подходим. Кучками сидят десантники. Около каждой кучки десантников — кучка дров. Я обалдел.
— Палыч, — говорю, — а это зачем?
— Как зачем? Греться, жрать готовить.
— Да это ж не Афган — горы лесистые.
— Ты зеленый еще, Крестовников. Вот мы там высадимся, у нас других дел не будет — дрова рубить? А потом они там сырые, корявые. Фигня, в общем, а не дрова.
— Так это чего, нам все время их возить будут? Это ж кому рассказать — вертолетами дрова возить!
— Зачем все время? Только вот этот запас. Пока позиции займем, пока окопаемся. А потом уж придется их палки кривые рубить.
Так. Точно не возьмут. С дровами — точно. Это же сколько вместо наших двух тел, рюкзаков и камеры можно дров запихать?
Мне стало грустно.
— Муха, делаем вид, что нас нет.
— Как это?
— Под дрова маскируемся. Ты умеешь под дрова маскироваться?
— Только когда выпью очень много.
— Это я сам умею. Тут другой случай.
— Обоснуй.
— Могут не взять. Места нет. Щас какой-нибудь начальник увидит, скажет — валите отсюда. Никакой Соколстремский не поможет.
— И чего делать?
— Не высовываться. Сядь на землю. Пригнись. Вот так. А как погрузка пойдет — в общей группе, в серединке, вприсядку.
— Ништяк, — Муха балдел.
Началась погрузка. Под обстрелом лучше. Я каждую секунду ожидал услышать: «Так, а это что за клоуны?»
Вроде обошлось. Ящерицами такими залезли в вертолет. Битком набито. А он вообще взлетит, интересно?
Осторожно изучаю контингент. Больших начальников нет. Маленькие к нам давно привыкли.
Так, теперь дождаться взлета. Тогда победа. Не выбросят же нас в воздухе!
Шум мотора усилился. Лопасти завертелись быстрее. Но это еще не взлет. Это — последняя продувка, или как это там у них, у вертолетчиков, называется? Я не очень разбираюсь.
Вот в такие моменты и происходит обычно какая-нибудь гадость. Сейчас откроется дверь, появится рожа и завопит: «Здесь посторонние?» Или что-то в этом роде. Или какая-нибудь дополнительная проверка. Или забыли что-нибудь погрузить.
Или отменяется десант по причине испортившейся погоды.
Но нет! Шум изменил тональность! Вот сейчас точно поедем!
Поехали! Сейчас взлетим! Интересно, взлетим?
Взлетели! Все! Иллюминатор был недалеко от меня. Видно было.
Вот Ханкала. Вот площадка. Наш кемпинг. Что там сейчас Руслан с Пехотой делают, интересно? Вот поезд! Бедолаги! Они в поезде, который уже никогда никуда не поедет. А мы в вертолете, который уходит ввысь.
Да «высь» уже приличная. Вся Ханкала как на ладони. Кемпинга даже не видно, а поезд — как гусеница в младенчестве.
А хорошее название для фильма «Поезд, который никогда никуда не поедет». Нет, дурацкое. Еще хуже «Вертолет, который уходит ввысь». Вообще слово «высь» дурацкое. Чего-то крыша едет. Домой пора.
Домой? Где мой дом? Холостяцкая квартира, случайные связи, не очень случайные, совсем не случайные. Нет, это все — не дом. Мой дом — Кавказский хребет. Там самая «высь», кстати. Совсем крыша едет. Там — не дом, тут — «высь». Это сейчас. Куда потом — разберемся. Если это «потом» наступит. А то, знаете ли, тут, в «выси», всякое может случиться.