Безумная Лючия
Шрифт:
БЕККЕТ. Моя ошибка. Извините. Я его вычеркну.
ДЖОЙС. Нет, все нормально, оставьте.
БЕККЕТ. Оставить?
ДЖОЙС. Да. Оно мне здесь даже нравится.
БЕККЕТ. Но вы не… Я хочу сказать…
ДЖОЙС. В чем дело? Вас что-то тревожит, мистер Беккет?
БЕККЕТ. Нет. Хотя – да, немного.
ДЖОЙС. Включение в текст такого простого слова, как «заходите»?
БЕККЕТ. Но, если… Я хочу сказать, это не мое дело, но…
ДЖОЙС. Выкладывайте, не томите.
БЕККЕТ. Если бы посыльный не постучал в дверь в тот самый конкретный момент, тогда
ДЖОЙС. Если бы дикий медведь не задержался, чтобы посрать в лесу, он бы поужинал отцом Малдуном. Мистер Беккет, вы должны доверять взаимосвязи вроде бы случайных событий. Что теперь? Вы не согласны?
БЕККЕТ. Я думаю, искусство – это не взаимосвязь случайного.
ДЖОЙС. Может – да, может – нет, но, надеюсь, нельзя исключить, что иной раз взаимосвязь случайного может быть искусством.
БЕККЕТ. Но вы могли сказать что-то другое.
ДЖОЙС. А что еще я мог сказать посыльному? Уходи? Поцелуй меня? Закуси трусиками своей сестры?
БЕККЕТ. А если ты пришел человек, продающий раков? Вы бы вставили «Не нужны мне раки» в вашу «Работу в работе»?
ДЖОЙС. Нет. Я люблю раков. Раньше я брал их у одной женщины в Сэндимаунте. Лицом она напоминала репу, но раки были отменные. Речь о том, мистер Беккет, что искусство во многом такое, каким я его творю, по крайней мере, мое искусство. Ваше может быть, каким вы пожелаете. Если будет на то ваше желание, это может быть многостраничный трактат о вашем запоре.
БЕККЕТ. Так человек выбирает искусство или искусство выбирает человека?
ДЖОЙС. Искусство выбирает человека, если он, человек, хочет быть выбранным. Но выбора по этой части у человека нет. И человек не должен считать себя выбранным навсегда, а неправильный выбор – это катастрофа, абсолютная смерть, но в итоге, если человек выбран, без последствий не обойтись, и последствия выбирают человека, тогда как человек последствий не выбирает. Господи, да что я тут наговорил? Такое ощущение, что уподобился Гертруде Стайн.
НОРА. Ты только раз встречался с Гертрудой.
БЕККЕТ. Да, на один раз больше, чем следовало.
ЛЮЧИЯ. Кто-нибудь хочет фруктовый пирог?
ДЖОЙС. А вот и приятное взгляду произведение искусства.
БЕККЕТ. Фруктовый пирог?
ДЖОЙС. Нет, моя дочь.
ЛЮЧИЯ. Я – не произведение искусства, папа.
ДЖОЙС. Ты – просто чудо.
ЛЮЧИЯ. Я бы предпочла, если ты ничего не имеешь против, не быть чудом, папа.
ДЖОЙС. Почему, любовь моя?
ЛЮЧИЯ. Потому что к чудесному нельзя прикасаться. На него можно только смотреть и восторгаться.
ДЖОЙС. А ты не хочешь, чтобы тобой восторгались?
ЛЮЧИЯ. Я бы предпочла, чтобы ко мне прикасались.
(Она смотрит на БЕККЕТА. ДЖОЙС смотрит на БЕККЕТА. БЕККЕТ смотрит на свои руки. Пауза. Громкий стук в дверь).
ДЖОЙС. Заходите.
(БЕККЕТ записывает).
Картина 6
(ЛЮЧИЯ
ЛЮЧИЯ. День за днем он приходит к нам, и в те дни, когда моего отца нет дома или он занят с кем-то еще, мне вменяется в обязанность развлекать мистера Беккета в гостиной. А поскольку очень быстро стало понятно, что мистер Беккет инициативу не проявляет, я наконец-то решила сделать первый шаг. (БЕККЕТ подходит и садится на диван, но не рядом с ЛЮЧИЕЙ. Тикают часы). Вы боитесь меня, мистер Беккет?
БЕККЕТ. Боюсь вас? С чего мне вас бояться?
ЛЮЧИЯ. Вам вроде бы никогда не хочется остаться со мной наедине. Вы предпринимаете немалые усилия для того, чтобы в комнате, кроме нас, находился кто-то еще. Это нормальное отношение к такой симпатичной молодой женщине, как я?
БЕККЕТ. Я стремился не навязывать вам свое общество.
ЛЮЧИЯ. Но мне ваше общество по душе. С вами куда лучше, чем с этим старым занудой мистером Макгриви или с весьма странным, с причудами, Эзрой Паудом. Мистер Паунд не очень-то вас жалует, знаете ли. Он называет вас высоким, унылым ирландцем. Я уверена, что он медленно сходит с ума.
БЕККЕТ. А кто нет? Кроме того, я высокий, унылый ирландец. В этом наблюдении нет ничего безумного.
ЛЮЧИЯ. Может, он еще не безумен, но проводит подготовительную работу. Я это вижу. Разумеется, он – поэт, а поэты всегда чуточку не в себе, и, если честно, некоторые говорят, что я сама довольно странная. Вы из их числа?
БЕККЕТ. Разумеется, нет.
ЛЮЧИЯ. Да, я не скрываю, что из всех живших и живущих я выше всех ставлю Чарли Чаплина и Наполеона, но не думаю, что из-за это меня нужно полагать странной. Я разработала гипотезу, согласно которой Чарли Чаплин и Наполеон на самом деле одна личность, что Наполеон никогда не умирал и вернулся Чарли Чаплином. Вы думаете, такое возможно?
БЕККЕТ. Я думаю, это маловероятно. Но возможно все.
ЛЮЧИЯ. Так вы полагаете, что я странная?
БЕККЕТ. Я полагаю, что вы – молодая женщина, умеющая думать, но еще не раскрывшая для себя, как с пользой использовать это умение.
ЛЮЧИЯ. Как тонко вы это прочувствовали, мистер Беккет. Вы когда-нибудь влюблялись?
БЕККЕТ. Нет.
ЛЮЧИЯ. Никогда?
БЕККЕТ. Насколько я помню.
ЛЮЧИЯ. Я влюблялась. В музыканта, которого звали Эмиль. Он был нормальным парнем, но, похоже, ему больше хотелось переспать с дочерью знаменитого мистера Джойса, а не со мной лично. У вас не было таких фантазий?
БЕККЕТ. Насчет музыкантов?
ЛЮЧИЯ. Насчет того, чтобы переспать с дочерью знаменитого мистера Джойса.
БЕККЕТ. Думаю, джентльмен не фантазирует о половых отношениях с дочерью своего друга.
ЛЮЧИЯ. Высокопарно, знаете ли. Не знала я, что вы – джентльмен, мистер Беккет. Одеваетесь вы точно не как джентльмен. Знаете, что мне нужно?
БЕККЕТ. Чтобы вас оставили одну?
ЛЮЧИЯ. Нет, меня и так слишком часто оставляют одну. Нет, мистер Беккет, мне нужна толика половых отношений.