Безумная парочка
Шрифт:
Мужчины обменялись рукопожатиями. Джинна заметила девушек, пытавшихся приблизиться к Тому. Но они были на удивление воспитанными, хоть и размахивали предназначенными для автографов клочками бумаги. Они как дети, подумала Джинна, чувствуя себя с каждой минутой все более взрослой.
– Очень приятно, мистер Николсон, – непринужденно произнес Том.
Иэн нахмурился.
– К сожалению, моя дочь слишком импульсивна. Я приношу извинения за её поведение. А теперь, если вы нас простите, нам пора уходить. Уверен, ваши поклонницы не станут возражать. – Он бросил презрительный взгляд в сторону возбужденных девушек. – Мне было очень
Прежде чем Джинна успела раскрыть рот, Иэн увел её. Она и Алексис поспешили за мистером Николсоном к двери, точно беженцы, спасающиеся от оккупантов. Джинна тотчас перестала ощущать себя взрослой.
– Право, папа! – вот все, что ей удалось произнести, когда их окутал колючий ночной воздух Сент-Морица. – Как ты мог?
– Мне неприятно видеть, как моя дочь выставляет себя на посмешище из-за какого-то смазливого рок-певца. Я видел, как он схватил тебя за руку.
Алексис закуталась в свою шубу из шиншиллы и, как обычно, ничего не сказала.
– Том не хватал меня за руку. Это я схватила его руку!
Иэн промолчал. Он словно считал её недостойной его беседы. Однако он любит меня, подумала Джинна, когда они в неловком молчании шагали назад к «Энгадину».
Джинна сама не сознавала, как повлияло на неё то, что она выросла без матери. Из-за этого она рано повзрослела в некоторых практических вопросах, ей пришлось стать более самостоятельной, но она была лишена теплоты, необходимой для эмоционального развития женщины.
Джинна знала, что мать Алексис внезапно умерла, когда её мачехе было двенадцать лет. Однако она не догадывалась, какими похожими они были, несмотря на кажущиеся различия. Вторая жена отца всегда оставалась для Джинны загадочной, красивой, ледяной золотоискательницей, и хотя презирать Алексис было трудно, так же трудно было симпатизировать ей.
Но сейчас, когда Джинна сидела перед трюмо и накладывала макияж, её мысли были посвящены не Алексис. Они были крепко прикованы к Тому. Позвонит ли он ей до их отъезда из Сент-Морица? Она терзала себя этим вопросом. Почти не рассчитывала на его звонок, однако молилась о том, чтобы он позвонил ей.
«Молитвы – это послания, которые ангелы доставляют Господу», сказала однажды Роуз.
А вдруг он влюблен в кого-то? – внезапно подумала Джинна. Почему эта мысль не приходила ей в голову раньше? Возможно, в эту самую минуту Том мечтает о другой женщине так же мучительно, как она, Джинна, мечтала о нем.
Она впервые познала безжалостность любви и связанные с ней переживания. Эти чувства не понравились девушке. Она ощутила собственное бессилие, которое испугало её, заставило понять, что ей остается только ждать.
Том действительно мечтал о другом человеке, и если бы Джинна узнала, о ком именно, она бы не просто оторопела. Она пережила бы потрясение. Потому что речь шла об известном ей человеке, с которым она очень скоро будет сидеть за одним столом. О человеке, который ей не нравился.
30
Освещенный люстрами ресторан отеля «Энгадин» был роскошным, величественным. На каждом столе стояли свежие цветы в изящных хрустальных вазах, камчатные салфетки ждали, когда посетители вытрут ими свои безупречные губы, листья филодендронов льнули к колоннам, поддерживавшим барочный потолок. В противоположных концах зала сверкали две большие рождественские елки.
Официанты ожидали сигналов от обедающих, бесшумно спешили по толстому розовому ковру, чтобы выполнить полученные распоряжения, улыбались, кивали, слушали. Но в первую очередь они наблюдали за гостями, занимавшими около трех сотен обтянутых бархатом кресел. Эти люди, в свою очередь, игнорировали все, кроме подаваемых блюд, наливаемых в бокалы вин, а также жемчугов, изумрудов и бриллиантов, сверкавших на их соседях по столу.
Джинна невольно подумала о миллионах голодающих индийцев, обрадовалась, что не принадлежит к их числу, рассердилась на себя за то, что опоздала на пятнадцать минут. В самое последнее мгновение, когда девушка уже собралась покинуть номер, она вдруг опять расплакалась, после чего ей пришлось снова краситься. Она надеялась, что никто из их компании не заметит, какими красными и опухшими были её глаза. Но Джинна беспокоилась напрасно. Она поняла это, как только увидела две семейные пары.
Господи, да они все в стельку пьяны! – тотчас подумала изумленная девушка. Даже Алексис, редко выпивавшая больше одного бокала вина, казалась совершенно захмелевшей. Она с глупым видом смеялась над какой-то только что прозвучавшей репликой Сары Маринго. Со стороны могло показаться, что эта четверка – многолетние близкие друзья.
– Дорогая, – сказал Иэн, когда официант усадил Джинну в свободное кресло между Алексис и Харри. – Где ты была? Мы уже начали беспокоиться. Я собирался позвонить в твой номер.
Прежде чем Джинна ответила ему, он помахал рукой и сказал:
– Это не имеет значения. Ты наконец здесь и выглядишь чудесно. Просто восхитительно. Приступай к икре. Мы уже съели наши порции.
В лежавшем перед ней меню значилось: икра иранская севрюжья.
Джинна погрузила серебряную ложечку в блестящий черный бисер, намазала икру на кончик тоста и откусила его. Потрясающе! Официант налил ей шампанского, потом заново наполнил остальные бокалы.
– Ваше здоровье! Ваше здоровье!
Эти слова звучали, как песнопения дикарей. Какое количество шампанского поглотила эта четверка в баре? – спросила себя Джинна. Весьма приличное, судя по их раскрасневшимся и поглупевшим физиономиям. Выпившие люди никогда не отдают себе отчета в том, какими глупыми они кажутся трезвым, подумала Джинна, когда Харри начал рассказывать забавную историю, случившуюся в те благословенные годы, которые они с Сарой провели среди американских кинозвезд.
– Когда мы жили в Беверли Хиллс, там была знаменитая киноактриса, лесбиянка, которую повсюду сопровождала пахучая афганская борзая по кличке Луис. Актриса и Луис везде появлялись вместе, её никогда не видели без него. Он даже приходил на съемочную площадку, когда актриса снималась…
История тянулась бесконечно долго, но Джинна перестала слушать после первых фраз. Кое-что другое привлекло её внимание: рубиновое колье Сары Маринго. Джинна мысленно перенеслась на пятнадцать лет назад, вспоминая рубиновое колье матери, с которым она играла в детстве – колье, похищенное убийцей двух женщин.
С того момента Джинна видела другие рубиновые колье, но они никогда не напоминали ей то, что принадлежало матери, так сильно, как это. Оно покоилось на высохшем бюсте несчастной женщины. Большой, красный, овальный камень блестел на украшенной бриллиантами цепочке. Джинна помнила, как он ласкал и согревал её пальцы. Она опустила ложечку с икрой, внезапно напуганная дурным предчувствием.