Безумный бог
Шрифт:
В ногах у меня появилась необыкновенная легкость, и я помчался сквозь тьму, ни разу не споткнувшись и не сбившись с дыхания. Мне больше не приходилось карабкаться вверх по склону. Теперь я бежал по земле ровной, как стол, поняв, что этот дар я получил от Кайрика, который также наградил меня еще одним даром, более значительным: возможностью подобраться к «Кайринишаду» с неожиданной стороны. Был ли это его план, я не знал, но чрезвычайно приободрился; я стал стремителен, как газель, и силен, как бык, пропоровший мне живот.
Вырвавшись на простор из рощицы, я увидел перед собой Башню Хранителя. У моих ног пролегал ров с кипящей жидкостью, от ее жара глаза мне залило едким потом. Оттуда несло серой и раскаленным
Я испугался, а ров вдруг стал широким, как река. Башня возвышалась передо мною горой, до ее темных окон не дотянулась бы и тысяча рук. Я вынул из ножен кинжал и ощупал в кармане знак Пилиаса, – возможно, будет все-таки лучше пересечь разводной мост и попытаться войти через ворота с часовыми.
С главного двора крепости донесся голос ведьмы:
– Тревога! Тревога!
Мои сомнения рассеялись как дым: теперь даже со знаком в руке я не миновал бы ни одного часового. Я сунул кинжал на место, закрыл глаза и еще раз припомнил слова Кайрика:
«Все зависит от меня, разумеется…»
Я представил мир таким, каким он его описал, завалившимся набок. Я представил равнину и море как одну большую пропасть. Холм под моими ногами превратился в длинный нарост с зазубринами на поверхности скалы – своеобразный нос. Затем я представил ров в виде кольца из белых облаков вокруг кончика этого носа, а Башня Хранителя в моем воображении превратилась в бородавку, висящую на кончике носа.
Когда я открыл глаза, то увидел ту картину, которую воображал. Голова у меня закружилась, и я согнулся, припав к земле. Голова продолжала кружиться, ведь теперь я оказался на склоне скалы. Чтобы добраться до башни, мне придется совершить прыжок в пропасть, прямо на ее искривленные стены, все равно, что спрыгнуть на мост, маячивший внизу в туманной долине. А потом просто пройти по мосту! Я оторвался от скалы и полетел вниз.
Но ведь я не был Единственным.
Все вовсе не зависело от меня. Более того, все вокруг было не таким, каким я его видел. Пар, поднимавшийся изо рва, в мгновение ока стал таким густым, что я уже не мог разглядеть собственных рук. Кожа чесалась и горела от едких испарений, а шипение воды заглушило шорох «Кайринишада», шептавшего свою Темную Правду. К своему удивлению, я возопил во все горло, но выкрикнул не имя Кайрика, а воззвал к своей жене. Тут я плюхнулся в воду.
Больше я кричать не мог.
Вода ошпарила меня с ног до головы, и никакими словами не описать ту мою боль. Кожа стала алой и начала отслаиваться огромными лоскутами. Все тело покрылось лопающимися пузырями, они вздувались и ныли, как сгнивший зуб. Мои губы потрескались и кровоточили, веки вздулись и полопались, и, конечно, я тут же умер бы, если бы не сила, не покидавшая меня с той секунды, как Кайрик влил мне в глотку мерзкую грязь.
В следующее мгновение я уже прижимался к темной стене, совершенно не помня, как туда добрался. Я попытался моргнуть, но оказалось, что мои веки расплавились и больше не закрываются, хотя пол-лица до сих пор оставалось распухшим от удара Кайрика, так что я по-прежнему не мог видеть правым глазом. Руки были покрыты кровавыми пятнами, кисти раздулись и горели огнем в тех местах, где с них сползла кожа. Пальцы вцепились в щели между базальтовыми блоками, ноги лихорадочно скребли основание темной стены. Я согнул колени и почувствовал, как носки уперлись в стык между камнями, только тогда я взглянул наверх и увидел высокую стену, уходившую в небеса.
Башня Хранителя.
Будь у меня возможность заговорить, мои слова нельзя было бы здесь привести. Удача окончательно от меня отвернулась. Подо мной башенная стена уходила прямо в шипящий ров. Надо мной раздавался нескончаемый шелест «Кайринишада», в котором тонули все остальные звуки. У меня не было выбора.
Зажав кинжал зубами, я всадил пальцы в следующий стык, повыше, и начал карабкаться наверх, находя каждый раз три точки опоры и не рискуя попусту. Если мне попадалась слишком узкая трещина между камнями, то я с помощью кинжала выковыривал из нее раствор и только тогда продолжал карабкаться дальше.
Так я лез по стене, подстегиваемый ужасом, болью и безумием, сродни безумию моего бога. А с главного двора до меня доносился далекий шум – это монахи и воины откликнулись на зов ведьмы. Я не смел взглянуть вниз из страха, что закружится голова и я упаду. В то же время я не беспокоился, что какой-нибудь меткий лучник подстрелит меня на стене: там, где я полз, тень была густая, как чернила.
Когда я поднялся на высоту, вдвое превышающую рост огненного гиганта, мои пальцы уперлись в нижнюю часть карниза. С огромной радостью я ухватился за подоконник и подтянулся на руках. Голова моя угодила в занавеску и запуталась в плотной шерстяной ткани, но для меня это были пустяки. Несколько мгновений я лежал, ничего не видя и чувствуя, как сердце стучит о край подоконника.
Откуда-то издалека до меня донеслись приглушенные голоса. Доблестный отряд мчался на выручку охранникам «Кайринишада», но какое это имело значение? Гвидион мог разрубить меня пополам, если бы я только приблизился к священной книге, а зная собственные возможности, я понимал, что никакая помощь ему не понадобится.
Будь в этой башне хоть какое-то безопасное место, я отправился бы туда, позабыв о приказе своего сумасшедшего повелителя. Но прятаться было бесполезно. Уже сейчас мои враги с топотом неслись по подъемному мосту, намереваясь заглянуть под каждый камешек цитадели, чтобы найти меня. Кроме того, раз уж я забрался так далеко, в самое сердце Кэндлкипа, с помощью только собственного ума и сил, приданных мне эликсиром Кайрика, было бы глупо сейчас все бросить! Я стянул с головы занавеску и уставился в комнату. В ней было темно как в могиле. Тогда я повернул голову, прислушиваясь здоровым ухом, не спит ли кто-нибудь в этой тьме.
И тут я услышал, что книга зовет меня еще выше. Шепот ее темных откровений становился громче, заполняя мой череп гудением роя голодной саранчи. Смрад отвратительного пергамента проник мне в легкие, а потом меня охватила какая-то странная лихорадка. Все перестало иметь значение, кроме книги.
Я тут же подался назад из окна и начал карабкаться выше. Менее правдивый летописец заявил бы, что он сознательно выбрал этот опасный путь, понимая, что на стене он никого не встретит, тогда как на лестницах внутри башни было полным-полно охранников. Ни о чем подобном в ту минуту я не думал. Просто полз выше как одержимый, с каждым преодоленным дюймом все больше ощущав влияние «Кайринишада». Я прибавил скорость и потерял осторожность. Дважды соскальзывал, цепляясь за стену в последнюю секунду одной рукой, и пока висел, сердце колотилось в горле. Но каждый раз мне удавалось подтянуться и карабкаться дальше, столько во мне было решимости попасть в комнату Гвидиона прежде, чем воины успеют его разбудить.
Я достиг следующих двух окон, но, почувствовав, что «Кайринишад» покоится еще выше, пополз к третьему окну. Здесь зловоние книги стало совсем невыносимым.
Я потянулся к занавеси, и шелест в ушах совершенно меня оглушил, словно все пересохшие глотки в Городе Мертвых хором запросили воды. Я отдернул в сторону тряпку, но очень осторожно: сердце успело сделать двенадцать ударов, прежде чем передо мной открылась комната.
На столе мигала свеча. При ее свете я разглядел, что попал в маленькую гостиную. Возле стола стоял стул и висела полка с книгами и чистыми пергаментами. Справа небольшая арка вела во вторую комнату – вероятно, спальню. А возле арки я увидел «Кайринишад», все еще заточенный в железный сундук.