Безумный бог
Шрифт:
Шелест священных страниц стал едва слышен, когда в комнате раздалось тихое позвякивание. Лицом к входной двери стоял не кто иной, как Гвидион, и не сводил глаз с замка! Возможно, он услышал тревогу, но не совсем понял, из-за чего весь сыр-бор, тем не менее он успел надеть все свои доспехи – от шлема до наголенников, – при этом я не заметил в нем никаких признаков усталости.
Его вид меня поразил: неужели он никогда не спит? Ответ, разумеется, заключался в том, что он действительно не спал. В то время я об этом не подозревал – иначе ни за что не полез бы в его комнату» – но Гвидиона Быстрохода вернули к жизни специально, чтобы он присматривал за Риндой и «Кайринишадом».
Я спустил ноги на пол и пересек комнату беззвучно, как вор, – во всяком случае, я на это надеялся. Гвидион ничего не услышал и потянулся к дверному замку. Я занес кинжал для удара, и он не почувствовал моего присутствия до последнего мгновения, когда заметил промелькнувшую слабую тень.
Воин закрылся одной рукой, защищаясь, а второй попытался выхватить свой меч. Я вскочил ему на спину и, обхватив талию ногами, вцепился ему в подбородок и высоко его задрал, чтобы было легче добраться до шеи. Лезвие моего кинжала скользнуло под поднятую руку и нашло его горло, прочертив прямую под углом сверху вниз. Я глубоко всадил нож, прорезав множество вен и артерий и важный канал, по которому воздух идет в легкие, заодно перерезав крепкие мускулы, удерживающие голову на шее.
Из горла Гвидиона вырвалось хрипение, потом он обмяк и повалился на пол. Доспехи на нем зазвенели, но я постарался смягчить падение, чтобы не наделать шума.
Из соседней комнаты донесся сонный женский голос:
– Гви… Гвидион?
Хранительница книги! Не думая соблюдать хоть какие-то элементарные приличия, эта шлюшка, разумеется, поселилась в одних комнатах с воином.
– Тысяча извинений, – проговорил я басом, загудев, как из бочки, – Я такой неловкий.
– М-м-м.
Я затаился на несколько минут, прислушиваясь. Из-за двери доносилось далекое бормотание и топот бегущих по лестнице, но в комнате женщины было тихо. Я выскользнул из-под охранника, спрятал кинжал в карман, после чего опустил засов на входной двери. Если в то время я не заметил, что из раны Гвидиона не пролилось ни капли крови, то это объясняется только моим восторгом. Я ведь нашел «Кайринишад» и искупил вину в глазах своего бога!
Подойдя к железному сундуку, я опустил ладони на его крышку.
И тут же перед моими глазами промелькнуло видение. Внутри сундука я увидел том в черном кожаном переплете, украшенный оскаленными черепами и темными солнцами. Из центра обложки на меня злобно взирала голова размером с детский кулачок с толстой серебряной цепью, сковавшей безгубый рот. Голова начала шевелить челюстями, и между острых зубов промелькнул длинный черный язык, но не раздалось ни звука. Книга говорила так, что я один мог ее услышать: она шелестела страницами, подзывая меня подойти поближе и выпустить наружу ее ужасный смрад разложения.
Она требовала от меня больше, чем я мог вынести. Колени мои задрожали, из-за тошноты я едва мог дышать, во мне нарастала истерика. Руки онемели и стали каменными; из глаз дождем полились слезы, и я, как ягненок перед львом, почувствовал дикое желание убежать.
Потом из сундука с шипением поднялась Священная Тьма и обволокла меня всего. Глаза мне обожгло Пламя Знаний, в ушах звенела Песнь Отчаяния, язык горел от Совершенной Муки Просвещения. По всему телу разлилась ледяная лихорадка – одним словом, я испытал на себе всю мощь Темной Правды, выдержать которую не может ни один смертный. Кровь застыла в жилах, желудок наполнился холодной блевотиной. Меня охватило невыносимое отвращение, словно я дотронулся до внутренностей еще живого человека. Мне было так жарко и тошно, что я чуть не потерял сознание.
Да, не такого восторга я ожидал, но какое это имело значение? Мой бог повелел мне отыскать «Кайринишад», и я выполнил его волю. Теперь мне оставалось доставить ему книгу.
Я выглянул в окно и увидел, что небо окрасилось в серый цвет, как бывает перед самым рассветом. До начала суда над Кайриком оставались считанные минуты, но мне нужна была всего лишь секунда, чтобы поднять сундук и выпрыгнуть из окна, и еще меньше времени, чтобы произнести имя Единственного. Я обхватил руками сундук величиной с брюхо лошади и поднапряг все силы, чтобы оторвать его от пола.
В спине у меня громко хрустнуло.
Решив, что кто-то стукнул меня по хребту эфесом меча, я тут же развернулся, чем только удвоил свою боль. Я повалился на сундук и прикусил язык, чтобы не закричать. Только тогда до меня дошло, что сзади никого нет и я сам себя покалечил. Нестерпимая боль узлом завязала мне спину, потом перешла на грудь, так что каждый вдох давался с трудом.
А часовые на лестнице с каждой секундой шумели все ближе, вот уже стали слышны приказы, которые им раздавала ведьма.
Убедившись, что мне не удастся поднять железный сундук, я решил вместо этого открыть его. Снова прикусив язык от боли, я поднялся, подошел к Гвидиону, чтобы поискать в его кошельке ключ к замку.
Там оказались только монеты. Раньше я обожал деньги не меньше собственной жены, но теперь они так мало для меня значили, что я отшвырнул серебро и медь и оставил себе только золото. Затем я взял свечу со стола, снова схватился за кинжал и крадучись пошел в другую комнату.
Спальня ничем не отличалась от гостиной, разве что в ней не было двери в коридор, а стол стоял у окна. Там я увидел огромную книгу в твердом кожаном переплете, свежее перо и чернильницу. Ключа не оказалось.
В дальнем углу на тюфяке спала женщина, свернувшись калачиком под одеялом. Ее одежда висела неподалеку на стенном крючке. Я поставил свечу на стол и тихо принялся обыскивать ее тряпки. Клянусь честью перед Единственным и Вездесущим, я поступил так, только чтобы сберечь время, а не потому, что мне не хотелось ее убивать. А если мои руки и дрожали, пока я искал ключ, то только потому, что снизу доносился приглушенный голос Рухи, зовущей Гвидиона.
Ключа в одежде не оказалось, и тогда я подошел к женщине. Из-под одеяла выскользнула длинная голая нога, на ее шее висела серебряная цепь, исчезавшая где-то на груди, скрытой одеялом. Я подполз к краю постели. Темные шелковистые волосы женщины разметались вокруг головы, она улыбалась – наверное, почуяла мое присутствие во сне и приняла меня за Гвидиона. Мне вдруг пришла мысль, что будет правильнее оставить ее в живых на тот случай, если в сундуке устроена ловушкам она смогла бы меня предупредить.
Тут из коридора донесся грозный мужской окрик, потребовавший у Гвидиона немедленно отодвинуть засов. Женщина нахмурила лоб, и я сразу понял свою ошибку. Прислужница вороватого Огма ни за что не согласится передать мне «Кайринишад». Я приставил лезвие кинжала к ключице хранительницы, и в ту же секунду комнату наполнил голос ведьмы.
– Ринда, отопри дверь!
Ринда тут же открыла свои зеленые глазищи. Даже при свете свечи я, должно быть, показался ей дьяволом из преисподней – ошпаренное лицо, подбитый глаз, потрескавшиеся губы. Я хотел было зажать ей рот своей ободранной ладонью, но она успела откуда-то извлечь нож и взмахнуть им, целясь в горло.