Безумный рейс
Шрифт:
Что ж, делать было нечего. Смирившись с неизбежным, я сама почистила переносную клетку Хоббита, не прибегая к услугам обслуживающего персонала. Насыпала туда побольше древесных стружек, запах которых ему явно нравился. Положила морковку, его любимое лакомство. Ещё несколько корнеплодов упаковала в отдельный пакет, и корма туда собрала больше, чем было велено… Меня неприятно передёрнуло при мысли о том, что именно обозначает упоминание Орзи о «двух кормлениях». Предпосылка ясна: дольше, чем в течение суток, еда длинноклюву не понадобится.
Лаборатория уже опустела. Из людей я осталась одна, если, конечно, не считать круглосуточно дежурившую
– Прости, - сказала я и виновато пожала плечами. – Я правда ничего не могу поделать.
Зверёк не пищал, не метался из угла в угол, но его глаза, невероятно выразительные, смотрели так, словно он прекрасно понимал, что происходит. Неужели действительно понимал?.. Да нет, быть такого не может.
Я просунула пальцы между прутьев, вопреки всем непреложным правилам, погладила длинноклюва по пушистой головке. В тот момент сопутствующий риск волновал меня меньше всего. Да Хоббит и не проявлял признаков недовольства или агрессии, и вовсе не пытался меня укусить.
Я уже собиралась встать (а что тут оставалось делать?), когда меня вдруг коснулась вытянутая из клетки лапа. Пальцы длинноклюва, напоминающие птичьи, но более широкие, обвились вокруг моей руки. Сильно не сжимали: это был жест просьбы, а не нападение. Я снова взглянула в его глаза, а он, поймав мой взгляд, вдруг принялся изо всех сил, часто, отчаянно качать головой. Шея по-прежнему плохо подходила для таких манипуляций, и вместе с головой туда-сюда покачивалось всё туловище. Мою кисть он при этом отпустил.
Дыхание перехватило, в горле сформировался ком. Судорожно сглотнув, я вскочила на ноги и, ещё раз выдохнув «Прости!», поспешила прочь из лаборатории. Добравшись до двери, я всё-так услышала жалобное попискивание. Остановиться это меня не заставило, наоборот, я буквально выбежала на улицу и ещё быстрее помчалась к флаеру, но в моих глазах уже стояли слёзы. Если бы сейчас из-за забора выступили давешние гопники, вряд ли бы я смогла их разглядеть. Но этой ночью меня никто не преследовал. Только полный отчаяния взгляд, по-прежнему стоявший перед глазами, да тихий писк, продолжавший терзать слух.
Забравшись во флаер, я включила режим ручного управления и резко набрала высоту, оставив внизу верхушки деревьев. Затем развернулась и помчалась в сторону дома, быстро превысив разрешённую скорость. Лишь после того, как летательный аппарат основательно повело в сторону из-за встречного воздушного потока, я замедлила ход. Углядев свободную парковку на крыше восьмиэтажки, аккуратно приземлилась. Чтобы лучше дышалось, отстегнула ремень и открыла окно. Так и сидела, уставившись в одну точку. Потом снова пристегнулась, поднялась в воздух и полетела в обратном направлении. Туда, куда дул ветер.
Стоянка пустовала. Лишь несколько одиноких флаеров терпеливо дожидались своих хозяев, вероятнее всего, работников службы охраны, а может, и какого-нибудь припозднившегося ассистента из соседней лаборатории. Я вытащила из багажника спортивную сумку, которую брала с собой вместо чемодана в кратковременные поездки, например, на конференции, которые проходили на Новой Земле и потому не подразумевали продолжительных путешествий. Вытряхнула из неё несколько завалявшихся вещей и решительно зашагала
С охраной проблем не возникло. Меня знали в лицо, к тому же отпечаток моего большого пальца открывал почти все двери в лаборатории, не считая разве что личных офисов. Я поднялась на второй этаж и направилась прямиком в рабочее помещение, к клеткам.
Звери зашевелились, заметив моё появление. Заглянув на кухню, я раздала всем любимые лакомства, погладила по голове Кофу и Монка, на пару секунд запустила руку в густую шерсть Котоваськи. Потом открыла клетку длинноклюва, аккуратно вытащила его наружу и положила в сумку. Небольшой зверёк занял не больше трети пространства. Рядом лёг пакет с кормом и несколькими морковками. И, на всякий случай, пластиковая карта с документами на Хоббита. Окинув прощальным взглядом оставшихся в вольерах животных, я зашагала назад к лестнице.
Покинуть здание оказалось так же легко, как и в него войти. Хоббит не шевелился, будто осознавал необходимость конспирации. А может, и в самом деле осознавал? Добравшись до флаера, я положила сумку на сидение, соседнее с пилотским, и взялась за рычаг. Предстояло ещё многое сделать.
Лететь домой было, конечно, рискованно, но, по моим подсчётам, фора у нас оставалась приличная. Обнаружить исчезновение длинноклюва до восьми часов утра могли разве что по чистой случайности. Такое невезение представлялось столь же маловероятным, как крупный выигрыш в континентальную лотерею. Тем не менее, оказавшись в квартире, я действовала очень быстро. Предоставив зверьку немного погулять по полу и оглядеться, покидала в сумку сменное бельё, запасную пару брюк и несколько рубашек. Обувь на мне и так была самая удобная. За одеждой последовал ноутбук, косметичка, все мои более или менее дорогостоящие украшения, предварительно ссыпанные в отдельный пакет, и ещё пара-тройка вещей. Едва я позвала длинноклюва, он откликнулся моментально и самостоятельно вернулся на прежнее место.
На лестничной клетке было полутемно. Дверь с шумом захлопнулась за спиной, отсекая меня от прежней жизни. Однако сознание было слегка затуманено – ровно настолько, чтобы приглушать эмоции, - и потому я отреагировала на этот звук без лишних сантиментов. Оказавшись снаружи, к флаеру уже не пошла. Вместо этого двинулась дальше пешком и, преодолев два квартала, свернула к ближайшему банкомату. Сердце на миг кольнула тревога, но нет, карточки пока ещё не были заблокированы. Сняв максимально возможную сумму, спрятала часть в дорожную сумку, часть в кошелёк, как и обычно, хранившийся в небольшом заплечном рюкзачке, а остальное – во внутренний карман куртки. Проверила, что с Хоббитом всё в порядке, мимолётно погладила его по спинке и зашагала в сторону пятнадцатиэтажного здания, на крыше которого располагалась остановка флаербуса. Билет купила в автоматической кассе за наличные, и так же впоследствии расплатилась за междугородний проезд на монорельсе.
В ночное время пассажиры практически отсутствовали. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что мало кто смог бы впоследствии меня опознать. Плохо – потому что в толпе сейчас не затеряешься, и уж если кто-то заметит, то запомнит наверняка. Но выбирать рейс не приходилось.
В дороге я полноценно не спала, но и сказать, что бодрствовала, тоже нельзя. Скорее пребывала в состоянии, близком к трансу, и весь путь проехала, глядя невидящим взглядом в прямоугольное окно. Да и что, собственно, можно разглядеть в ночной темноте, вдобавок на такой скорости?