Безвременье

Барабаш Дмитрий

6

Друг наш был чуть-чуть причастенк этой суетной возне,видел войсковые частии на танковой бронерисовал слова о миреи светло смотрел туда,где в психушечном сортирезвонко капала вода.

7

Но об этом чуть позднее…Потерявши интереск переменам в сучьем мире,к распасовке сырных мест,он решил искать изъянывсюду, где способен ум,где бананы обезьяныделят, захвативши ГУМ,суммы прибылей итожати качают нефтегаз.Все куда-то что-то ложат,про какой-то там запас.Диковато, страшновато,как

в Сухуми в день войны —обезьяны, обезьяны,свиньи, трупы, пацаны,поливающие краснымсерый пасмурный асфальт.Хороши людские массы.Ирвинг Шоу, Оскар Уайльд,Борхес, Сэлинджер, Бердяев– не спасительный заплыв.Обезьяны смотрят в окна,рты клыкастые открыв.

8

И тогда герой наш трудныйжить решает поперёк.И одним прекрасным утромотправляет в «Огонёк»фотоочерк о злодействах,о безумиях войны,о жиреющих семействахна развалинах страны.А потом берёт «Лимонку»и газетной полосойв службу одному подонкубьёт с размаха по другой…

9

Так рассудок раздуален —Янус, анус, рыбий глаз.Кто там – Троцкий или Сталин?Пастернак или Булгарин?Чацкий или Фантомас?Всюду ездиют машины,люди в штатском тут и там.Словно цапля бьёт с вершиныострым клювом по пятам.И на брюшке, как лягушка,ускользая от властей,наш испуганный Петрушка,словно рыба без костей,научился сквозь решётки,мимо пуль, тончей чем щель,находить в своём рассудкеодинаковых плащейнедосмотры, верхоглядствои скользить, скользить, скользить.Пить то водку, то лекарство,лишь бы день ещё прожить.

10

Тяжело дышать в угареможно месяц, можно три.Говорят, соседский пареньудавился на двери.

11

Снова запертые двери.Снова окна не туда.Снова каждому по вере.Снова счастье и беда,как свобода и убийствозаплелись в один узор.Как тут, братец, не витийствуйи не ширь свой кругозор,если ты блюдёшь законыжития для бытия,деревянные иконысловно крышка для тебя.

12

Удивительная штука.Вот, казалось бы, финал.Вроде больше нету друга.Кто-то друга доконал.Здесь пора поставить точку,сделать вывод и мораль.Только суждено листочкуприоткрыть святой Грааль.Не по вымыслу писаки,ни по сказочной игре,а затем, что свищут ракисоловьями на горе,то ли ленинской, а то ливоробьёвой. Свист такой,что бумага поневоле,тянет ручку за рукой,заставляя ум поспешныймедлить словом при письме,преломляя призрак внешнийв образ вечный, близкий мне.

Бертолетова соль

13

Я один остался в полебоя неба и земли.Мы три пуда съели соли —бертолетовой зимы.Мне ж теперь – ещё три пуда,словно заключил пари…Ты куда слинял, паскуда?– Милый мой, ты у меня внутри.

14

В ту тоску, не ведая закона,как заблудший Фауст из огня,я позвал. И старая иконамне кивнула. Не прошло и дня,словно испарились некрологи,позабылись слухи, словно тыне ходил по той чумной дорогеи не пил отравленной воды.Появились новые рассказыо твоей не сказочной судьбе,будто ты посажен за проказыв психбольницу новым КеГеБе.

15

Хором древнегреческих трагедий,родом из студенческих времён,как медведи на велосипеде,выехали несколько имён.И запели вести о героевремени не нашего, не техделовых побудок и отбоев,где умами властвует успех.Чем-то ты их сдуру осчастливил —и решили клетку приоткрыть,выпустить по солнечным извивампогулять и рыбку половить.

16

Встретились. Молчали. Отвечали.Без вопросов. Точно и впопад.И берёзы гривами качали.И молчали тени за плечамиИ боялись посмотреть назад.Пили пиво крепкое со спиртом,в соль земную окуная хлеб.Был одет ты в тело, словно в свитер,как на кол натянут на скелет.

17

Вот в одну из встреч таких, где словоуходило на вторую роль,ты сказал, что там со мной готовыговорить, – и ты уж соизволь…

Зелёное солнце

18

Не вдаваясь в длинные детали,я скажу вам, что за пять минутя узнал так много, что едва листо веков в свои кресты вожмут.То – оно, – похожее на солнцеи на книгу в круглом переплёте,где слова меняются от взгляда,где всё было, есть и будет вечно,где одной рукой подать до ада,а другой – до рая… Бесконечновсё, что появилось. Всё, что будет, —ведомо, и не мешают страсти.Где разбить единое на частиневозможно. Где земля – песчинка.Где вселенных больше, чем иголокхвойных в неосвоенной Сибири.Где пушинка весит больше гири.Где снежинка светит дольше солнца.Говорить об этом – всё равно чтоговорить сто тысяч лет без правапереписки. Тысяч лет без права,хоть на миг прерваться, хоть на словоотклониться влево или вправо.Не в земной и не в телесной властирассказать о той бескрайней силе,но пытаться будудаже после —и в золе, и в слякотной могиле.

19

– Я увидел луч зеленоглазый,в нем живые буквы слой за слоем…– Интересно… у тебя зелёный?Я там вижу красные глаза.Вот и все, что мы тогда сказали.Три страницы света пролисталив сказочном альбоме бытия.Извините за нелепость «я»вылезшего автора в рассказео герое во вторичной фазебезвременья, на петле ремня.

Жизнь возле жизни

20

Что же было дальше,что же дальше,или после, или рядом, возле?Что ни вспомню —сладкий привкус фальши.Этот самый горько-сладкий запах.Жёлтая, моргающая осень…Снова появились люди в шляпах,и упала на бок цифра восемь.Солнце в спицах велотренажёра,рвущего реальность на полоски.Собирали пазлы. Шум мотораи голодных кошек отголоски.Ночь сходила мимо, как на сцене.Так же тихо наступало утро.Никакого смысла нет в системе.Во вселенной звёзды словно пудра,сдунутая женственным гримёром.Люди расползаются по норам.Книги расставляются по полкам.И сквозь взгляд со лба спадает чёлка.Тени от фонарного столбатоньше волоса и многократно дальше.

21

– Помнишь, у прекрасной португальши,что училась с нами курсом старше,был в глазах испуг и глубина,словно бы дотронулась до днаи забыла все слова и нравы.Так она курила только травы.И такой отравы, как она —ни один, не то что ни одна,не пускал по дребезжащей вене.Ты ж торчишь, почувствовав в системеперебой. И взгляда из окнахватит для испуга и покоя.Не запой у нас, мой друг, другое —пробужденье от земного сна.