Безвыходных положений не бывает
Шрифт:
— Неплохо, — скупо похвалил Гришка, — хотя до Станиславского далеко, мало выдумки. Ну а как проходит операция «Любовь с первого взгляда»?
— Точно по плану! — доложила Симка-Серафимка. — Увидев Галку, Костя уже через пять минут засыпал ее изящными комплиментами и выпросил свидание в полночь под дубом. Она пришла, он ей рассказывал про свои встречи с Феллини и Элизабет Тейлор, она восхищалась, а он положил руку ей на плечо. Но в это время из-под земли выскочил пацанчик и потребовал автограф. Костя с досадой расписался на каком-то клочке и увел Галку в сквер.
— Отлично, — констатировал Гришка. — Чувствуется взлет фантазии. Главное, чтобы у Кости не осталось сомнений в своей заслуженной популярности. А с автографами пора кончать, школьники воют, у каждого по десять штук. Серафимка, посоветуй Галке, чтобы она сегодня познакомила Костю со своим мужем и предложила гулять в полночь втроем. Нельзя допустить, чтобы дорогой гость скучал. Женька, может быть, в субботу устроить еще одно гулянье вокруг его дома, а?
— А не лучше ли шествие с факелами? — подумав, предложил Женька. — С факелами и с Костиными портретами! Витька-фотограф обещал штук десять сделать в нерабочее время.
— Я сегодня его встретила, — вздохнув, сказала Симка-Серафимка, — и мне даже стало как-то жалко.
Я, конечно, сразу изобразила на лице восторг и почи тание, а он грустно мне шепнул: «Знаешь, Серафимка, скажу тебе по правде, совсем не такой я знаменитый, как все думают».
Это сообщение было встречено с большим интересом.
— Мы — на верном пути! — торжественно провозгласил Гришка. — Еще немного усилий и… Да, войдите!
На пороге стоял Костя. Он весело улыбался, но по его напряженной позе и полным ожидания глазам было видно, что чувствует он себя не очень-то уверенно.
— Привет, ребята! — принужденно сказал он. — Как делишки?
— Товарищи, — разволновался Гришка, — нам оказана такая честь! Вы бы предупредили, Константин Сидорович, как-никак вы наша гордость!
— Да, да, гордость! — восторженно подхватили Женька и Петька.
— Ну, ребята, — взмолился Костя, — ради бога…
— Урра знаменитому земляку! — провозгласил Гришка.
— Урра!
— Ребята! — в отчаянье закричал Костя. — Хватил я, идиот, признаю! Будьте же людьми!
Однокашники переглянулись.
— Может, простим? — умоляюще предложила Симка-Серафимка.
— Конечно! — заскулил Костя. — А то жизни нет. Сейчас в кино чуть до бешенства не довели, посреди сеанса штук тридцать автографов дал! Я еще вчера понял, что это вы…
— А ты уверен, что уже перевоспитался? — спросил у Кости Гришка.
— Голову на отсечение — уверен! — радостно воскликнул Костя.
— Значит, больше нос к звездам задирать не будешь?
— Да я скорее буду им землю пахать! — пообещал Костя.
— Не стоит, носом лучше пользоваться по назначению, — посоветовал хирург Петька.
Костя свободно и глубоко вздохнул, стер со лба пот и вместе с ним кошмары последних дней. Друзья уселись за стол, и началась самая непринужденная, откровенная и содержательная беседа, какая бывает тогда, когда собираются бывшие однокашники.
БАРОН
Я не собираюсь навязывать вам историю из жизни великосветского общества. Сиятельная особа, титул которой дал название рассказу, — самая обыкновенная лошадь, и по сей день живущая в отведенной для лошадей резиденции. Впрочем, «обыкновенная» — это совсем не то слово. Я выразился бы куда более точно, если бы сказал так: никогда еще благородный облик лошади не принимал столь вероломный, эгоистичный и нахальный субъект, как сивый мерин по кличке Барон.
Первопричиной нашей встречи явился телефонный звонок, раздавшийся в кабинете главного редактора моей газеты. Редактор удовлетворенно хрюкал и чесал лысину колпачком от авторучки — верный признак сенсационной новости. Затем положил трубку, обвел глазами собравшееся в кабинете изысканное общество — полдюжины одуревших от папиросного дыма, кефира и бутербродов сотрудников — и ткнул пальцем в мою сторону.
— Колхозница Вера Шишкина из села Комарова принята в консерваторию без экзаменов. Вся профессура посходила с ума: «Растет новая Нежданова!» К утру сдашь сто пятьдесят строк. И учти — если тебя опередят из других газет…
Полюбовавшись легкой свалкой, вызванной дележом моего билета на футбол, я выскочил из редакции. Два часа спустя шофер Вася лихо остановил редакционный «Москвич» у правления колхоза, и я бросился к крыльцу, на котором сидели два старика.
— Шишкина? — переспросил один из них. — Ишь, знаменитая наша Верка становится! Еще один только что звонил, из вашего брата… Вон на той окраине работает Верка!
— Иди своим ходом, — посоветовал второй. — Мост через ручей там ремонтируют.
— Или бери лошадь, — предложил первый.
— Мерин свободный, — заглянув в книжечку, уточнил второй.
— Хорошо, запрягайте! — нетерпеливо воскликнул я и гоголем прошелся вокруг Васи.
— Не забудь главному сказать, что я разыскивал Шишкину на всех видах транспорта!
Вася хмыкнул и произнес голосом конферансье, объявляющего очередной номер:
— Разрешите представить — персональный мерин!
Я обернулся — и мне стало нехорошо. Вместо ожидаемой коляски или, на худой конец, телеги ко мне подводили старую, тощую и вдобавок одноглазую лошадь, на спине которой вместо седла лежало ветхое одеяло.
— Лихой конь! — сообщил старик, всовывая в мою руку уздечку. — Барон звать. Садись на иху светлость и езжай к Верке на участок. Через часок вернешь.
Мне сильнейшим образом захотелось вернуть Барона немедленно, но вокруг, предвкушая редкое зрелище, собралась целая толпа любопытных. Было бы несправедливо разочаровывать этих людей. К тому же мерин казался самой смирной и покорной лошадью на свете. Он был настолько жалок, что я подумал: отказаться от его услуг — значит обидеть славное животное, лишить его последнего шанса послужить человеку.