Безвыходных положений не бывает
Шрифт:
Таня сказала, что я неблагодарное чудовище, но спасти меня (то есть женить) она считает своим гражданским долгом и доведет свою миссию до конца.
После этого страшного события у меня созрел контрплан. Я исходил из того, что женщина, предоставленная в течение целого дня самой себе, — это стихийная сила, бороться с которой невозможно. Особенно такая женщина, как Таня. Рано или поздно она доведет меня до загса, в этом не могло быть никаких сомнений. Так почему же вся эта колоссальная энергия должна быть направлена на установку капканов для несчастного холостяка, а не на пользу общества?
Мой план, с восторгом встреченный Николаем, заключался в том, чтобы Таня пошла работать. Тогда у нее не останется времени заботиться о моем спасении, вечера она будет посвящать воспитанию в Коке добродетелей, и мы с Николаем сможем спокойно работать над станком.
Мы подвергли горячей обработке главного механика нашего завода, и он посетил Таню. Потом он нас разыскал и долго осыпал отборными проклятиями. С большим трудом мы узнали от него, что произошло. Оказывается, ничего особенного. Он разъяснил Тане, как необходима заводу ее инженерная мысль. В ответ Таня заявила, что не может лишить свое дорогое, беззащитное дитя материнской заботы. А Кока, лишенный на десять минут материнской заботы, использовал эту передышку исключительно продуктивно. Он разыскал шляпу гостя и при помощи ножниц разделил ее на две совершенно равные части. Главный механик с пеной у рта доказывал нам, что шляпа была новая, велюровая и стоила десять рублей. Мы согласились, что потерять такую шляпу, по-видимому, неприятно.
Что же делать? Николай подписался на журнал «Работница», мы устраивали диспуты и произносили речи.
Все это производило на Таню не большее впечатление, чем на глухого — трели жаворонка.
Тогда мы решили ввести в бой последний резерв: Коку. Здесь следует заметить, что Таня панически боялась чужих детей. Она называла их не иначе как «носители бацилл». Не успеет Кока запустить свои пальцы в волосы «носителя бацилл», как Таня тащит его домой и подвергает такой дезинфекции, словно ее дитя побывало в холерном бараке. Неудивительно, что слово «детсад» в ее устах звучало как «Голгофа».
Итак, вся надежда была на Коку. Я пришел к Тане и сказал, что хочу пройтись с Кокой по бульвару. Таня разрешила, сто раз напомнив, какое сокровище она мне доверяет. Главное — это держать Коку подальше от испорченных, невоспитанных мальчишек, которые могут дурно повлиять на его характер. Эти мальчики учат Коку словам, от которых темнеет в глазах. Так, недавно он сказал почтенному, уважаемому гостю: «Ты, дядя, нализался как пьяная скотина!»
Я вытащил сокровище из-под кровати, заткнул ему рот горстью конфет и повел прямо к детсаду. Я сознавал, что несу большую ответственность за здоровье «испорченных мальчишек», которых Кока встретит на своем пути, но мне уж очень хотелось, чтобы он проникся духом коллективизма.
Через решетчатую ограду Кока наблюдал, как детишки прыгали, визжали, извивались в ящиках с песком и всеми силами сводили воспитательниц с ума. Это ему так понравилось, что он едва не сломал ограду, стремясь возглавить эту компанию. Я заверил его, что если он попадет в детсад, то наверняка будет самым главным в этом клубке маленьких, веселых и здоровых чертенят. Кроме того, если мама пустит его в детсад, я дам ему сломать свой будильник. Когда я привел Коку домой, он уже представлял собой снаряд, до отказа начиненный динамитом.
Благоразумие мне подсказывало, что Тане на глаза попадаться нельзя. Каждое утро Николай с упоением рассказывал о все новых последствиях моей диверсии. Кока поставил ультиматум: или его пустят в детсад, где он уже «выбран атаманом», или квартиру постигнет неслыханное разрушение. В качестве аванса он швырнул в мусоропровод Танину пудру и воскликнул при этом буквально следующее: «Ты, мамка, иди работать, нечего тебе лодыря гонять!»
А когда я через Николая передал Коке, что в случае успеха дам ему сломать еще и бинокль, Кока начал истребительную войну. Таня капитулировала, и через неделю Кока был уже признанным вожаком целой армии проказников.
И все сразу стало на свое место. Главный механик, которому мы купили новую шляпу, снова посетил Таню, и теперь она работает на заводе. Девице с ястребиным носом она сказала, что я ее недостоин.
Коку в детском саду обуздали, и страшная жажда разрушения сменилась у него обычной любознательностью.
А мы с Николаем работаем, курим, спорим, станок скоро будет готов. Будильник и бинокль Кока сломал давно. Но, честное слово, мне их не жаль. Совсем не жаль!
ЗНАМЕНИТЫЙ ЗЕМЛЯК
Самая непринужденная, откровенная и содержательная беседа начинается тогда, когда собираются бывшие однокашники. Здесь ни у кого нет отчества, есть только имена — Мишка, Гришка, Витька, Галка. Здесь нет званий, должностей, заслуг и регалий — все равны, как в бане. Упаси бог кому-нибудь в такой компании зазнаться! Засмеют, ударят по носу морально и прижмут его физически.
Итак, собрались однокашники. С того времени как они в последний раз тряслись на экзаменах, прошло всего несколько лет, и сегодня самой солидной должностью может похвастаться Гришка Федоров — он председатель сельсовета; самым большим чином — Женька Буркин, лейтенант милиции, и самой почетной наградой — хирург Петька Захаркин, награжденный медалью «За спасение утопающих» (он спас во время ледохода корову).
— Ребята, — сказал председатель Гришка, — наша честь поставлена на карту. Жителям нашего населенного пункта вообще и нам в частности нанесена увесистая пощечина. Как работник выборного органа, готов заверить свое заявление государственной печатью.
— Кто же это сделал? — подскочив на стуле, воскликнул милиционер Женька.
— Да, да, кто? — возмущенно загалдели остальные.
— Спокойствие, — поднимая руку, сказал председатель Гришка, — сейчас все будет ясно, как говорит наш коновал Петька, вскрывая больного, словно консервную банку. Я не буду томить высокое собрание. Сегодня утром останавливает меня соседка, бывшая учительница Прасковья Ивановна, и просит прочитать ей письмо от племянника, так как она разбила очки. Помните Костю Ежевикина? Так он приезжает.
— Ну и что? — недоуменно спросил милиционер Женька. — Прикажешь по этому поводу организовать почетный караул?
Завклубом Симка-Серафимка пожала плечами, давая понять, что она разделяет недоумение предыдущего оратора. И лишь хирург Петька более или менее живо реагировал на эту новость.
— Будет любопытно взглянуть на его левую руку, — сказал он, морща лоб. — Помнится, лет пять назад у него был прелестный вывих локтевого сустава с ограничением подвижности… Кстати, Костя окончил свое театральное училище, кто знает?