Безымянная слава
Шрифт:
— Тетя Паша, как мне сразу узнать, что Анна Петровна приехала?
— А что узнавать-то! Сама небось к тебе прибежит. Тоже чадушко! Как поговорила с твоей мамашей, так весь день плакала… Тебя прогнала, а потом почитай всю ночь во дворе просидела, тебя поджидала — может, вернешься… — Старушка притворно рассердилась: — Ишь закрутил дуре девке голову, так что свету белого не видит!.. Петр Васильевич на нее, а она все за тебя, все за тебя… Уж так шумели!.. Насилу ирод ее в Москву сплавил.
Живая вода хлынула в его душу; он был готов тут же расцеловать старушку.
— А ты и обрадовался! — охладила его тетя Паша. — Уж Петр Васильевич ее доедет, так и знай! Женишок-то у него наготовлен, хоть сейчас под венец.
— Женишок? — оторопел Степан. —
— А Сергей Сергеевич на что? Уж сколько раз летом к нам приезжал на Нетточку посмотреть.
— Кто он?
— Ну, кто-кто? Инженер, дружок Петра Васильевича. Так и знай: Сергей Сергеевич Маховецкий, на одной лестнице через площадку от нас живет. Хоть старый, да богатый. Давно уж с Нетточки глаз не спускает — вид, значит, имеет. Телеграмму третьего дня прислал: тоже в Черноморск по делу приедет. А дело его известное — за Нетточкой бегать.
— Вот как, — пробормотал Степан.
— Уж ты побеспокойся, а то худо будет! — припугнула его тетя Паша. — Хоть Нетточка на него и тьфу, жабой его прозвала, да ведь она у нас перевертливая: сейчас в плач, а там и вскачь! Уж такое чадушко!
— Тетя Паша, позвоните мне, как только она приедет!
— Что выдумал! — отмахнулась старушка. — Не люблю я этих звонков, не умею. — Потом она уступила: — Ладно уж, буду с базара идти — загляну в редакцию твою проклятущую!
В редакции Степана ждала большая радость. Задолго до конца отпуска вернулся Одуванчик и получил у Наумова разрешение приступить к исполнению своих обязанностей. Причина? Безденежье, благороднейшее безденежье, когда ни в одном кармане нет ни одной монеты. Безденежье? Но ведь, помимо отпускных денег, поэт получил крупную премию за усердное обслуживание партконференции. Да-да, совершенно правильно, денег было много, так много, что он ошибся в счете.
— Я был щедр, как солнце, как странствующий принц! — вдохновенно повествовал он, сидя на столе Степана и болтая ногами. — Я пил только коллекционные вина Массандры, я ел только чебуреки, я ухаживал только за красавицами. А ты знаешь, сколько чебуреков и мороженого может съесть средняя красавица? Вагон! Ах, золотой сон моей быстролетной юности! Я вернулся к презренной жизни, сидя на ялтинской пристани с пустым чемоданом, продал его, купил палубный билет и, как видишь, добрался до Черноморска. Рад тебя видеть, Степка! Завтра я впрягаюсь в работу, как честный мул, и начинаю восстанавливать мое подорванное благополучие… Пока одолжи мне трешницу на мелкие расходы…
Вечером в тот же день Степан передал ему часть своих дел:
— В заключение о «Красном, судостроителе». Приехала комиссия ВСНХ по поводу заказов для завода. Я хотел взять беседу с председателем комиссии Кутакиным, но Наумов приказал ограничиться пятью строчками хроники. Почему? Наумов сказал мне, что не нужно нянчиться с комиссией. Пускай Кутакин не воображает, что «Маяк», разинув рот, ждет его слова. Газета высказала свою точку зрения — точку зрения окружкома партии, — республиканская и центральная пресса нас поддержала, и комиссия должна без оттяжек открыть путь заказам на завод. Кутакин посетил Абросимова, — разговор получился неприятный. Абросимов заявил, что от комиссии ждут не решения вопроса о заказах — вопрос этот предрешен, — а помощи заводу оборудованием и материалами. Это главное. Кутакин попросил Абросимова не диктовать комиссии своей программы. Они расстались, даже не обменявшись рукопожатием… У этой стычки есть своя подоплека. Абросимов и Кутакин — старые знакомые еще по Уралу. Абросимов участвовал в работе комиссии, которая расследовала безобразия в арендной практике. Понимаешь, сотни маленьких и средних предприятий, снятых с госснабжения, были сданы в аренду частным лицам, нэпачам. Это диктовалось необходимостью, разрухой. Но Кутакин так «организовал» арендное дело, что арендаторы получали предприятия вместе с запасами сырья безвозмездно, цапали банковские ссуды, потом разбазаривали сырье и исчезали. На этом деле государство потеряло очень много. Виновник арендных безобразий, Кутакин некоторое время провел
— А тем временем моего полуквалифицированного папку уволят по сокращению штатов и пошлют на биржу труда?
— Скажи это при случае Кутакину. Впрочем, не стоит лезть ему на глаза, хотя не мешает знать, чем заняты наши гости.
— Понимаю… Но надежд на гонорар по этой теме никаких.
— Не рассчитывай на золотые горы.
— Ничего не поделаешь… Знаешь что: засучь руки поглубже в карман и прибавь червонец к той трешке, которую ты мне ссудил утром… Спасибо! Хорошо иметь безумно щедрого и великодушного друга!.. Кстати, как твои дела? Ты понимаешь, о чем я спрашиваю.
— Дела?.. Пока очень плохо… И мало надежд, что они станут лучше.
— Ну-ну, без пессимизма! Пойдем на бульвар, я угощу тебя кофе с пирожными. Жизнь продолжается, Степка!
Дела были плохи и хороши. Появилась надежда встретиться с Неттой, но не было никакой уверенности, что это приведет к добру, и, кроме того, не отступала, не рассеивалась опаска. Кто такой Маховецкий? Насколько серьезны и обоснованны виды Петра Васильевича на Маховецкого как на своего будущего зятя?
Уже на второй день по возвращении из отпуска Одуванчик сообщил Степану:
— Только что к комиссии Кутакина примкнули еще три москвича, в том числе Маховедкий… Это видный специалист по шахтному оборудованию, ученый, автор нескольких книг. Но жаба, форменная жаба! Нетта — молодец! Нельзя было придумать для него более удачного прозвища. Маленький, толстый, краснолицый. Рот от уха до уха, щеки висят, как пустые кошельки. Плюнь на него, Степа! Если хоть на этот раз ты не окажешься шляпой, то Маховецкий не страшен. Но учти, что он умный — значит, опасный человек. Сегодня я слышал его разговор с кузнецами. Как он знает производство, как хорошо видит все прорехи!..
Степан совершенно истомился бы в ожидании Нетты, если бы имел время томиться.
Редакция шумела. Заказы для «Красного судостроителя» стали главным интересом «Маяка». На собрании рабкоров Наумов объявил, что «Маяк» совместно с завкомом «Красного судостроителя» и райкомом союза металлистов начинает широкий смотр готовности завода к выполнению заказов Донбасса. Смотр? Да, газета должна поднять общественность завода на устранение недочетов производства, которые могли помешать выполнению заказов. Рабкоры цехов совместно с профактивистами и вновь найденными авторами, знающими производство, должны были, как говорилось в то время, поставить завод под стеклянный колпак. От редакции в штаб смотра вошли Владимир Иванович Дробышев и Михаил Тихомиров.
Как раз эти дни были для Степана самыми трудными. Нет, работы не прибавилась, ее было по-прежнему много, только лишь очень много, но по временам он чувствовал, что какая-то пружина в нем готова лопнуть, он утопит свой блокнот в бухте, растянется на пляже в тени своего дома и будет думать, думать и ждать ее приезда. К счастью для него, Дробышев, как видно, решил, что Киреев двужильный.
— Бой развертывается, Киреев, — сказал Дробышев. — Читали сегодняшнюю полосу о кузнечном цехе? Полная программа первоочередных работ. Директор заявил в окружкоме, что газета сильно помогает заводоуправлению, дает ему работу. Я получил невидимый орден, ношу его с гордостью и хочу следующих. Для себя и для «Маяка». В котельном цехе вовсю идет ремонт клепальных молотков, пресса, магистрали, подводящей сжатый воздух… Знаете, чего я хочу? Я хочу, чтобы весь наш город пришел на завод… Конечно, не в буквальном смысле слова, а своею живой заинтересованностью, город должен знать, что делается в цехах, что еще нужно сделать. Пусть заводоуправление каждую минуту чувствует, что за состояние цехов оно отвечает перед широкой общественностью. Правильно?