Безымянный подросток
Шрифт:
Порой люди не замечают в себе столько прекрасного…
Они стояли и смотрели друг на друга: он – склонив голову, она – подняв голову. Несколько секунд они стояли в молчании, пока глаза каждого блестели. После недолгой тишины Лиза спросила:
– Почему ты решил, что так правильно? Ты не вправе выбирать мою судьбу.
Андрей лишь сильнее сжал в её объятиях.
– У тебя очень красивые глаза. Человек с такими глазами должен жить, ему нельзя умирать.
– Почему?
Воздух гулял меж дрожащих розовых губ. Андрей чувствовал биение чужого сердца, чувствовал, как быстро оно стучит –
– Потому что… – Он пытался договорить, но слова застревали в горле. Мысли путались друг в друге, Андрей мог лишь смотреть в голубые глаза Лизы и молчать, не в силах что-либо сказать.
От каждого моего слова зависит её жизнь. И от молчания тоже. Давай, amigo, думай, что сказать.
– Потому что ты даже не знаешь, какая в тебе скрыта красота.
Лиза втянула в себя воздух, сдержала всхлип и… выдохнула смешок. Лицо Андрея обдало теплом, и розовые губы расплылись в печально-грустной улыбке. Лиза ему не верила.
– Не надо мне врать. Ты совсем меня не знаешь, чтобы так говорить. Ты просто хочешь, чтобы я поверила в эту чушь. Так же?
Ещё никогда Андрей не чувствовал себя таким живым, таким чувствительным ко всему вокруг. Он ощущал мир каждой клеточкой тела, ощущал ЛИЗУ каждой клеточкой тела, ощущал внутри неё жизнь, уже не веря тому, что сам хотел попрощаться со своей ещё десять минут назад. Он забыл о Коле, о матери, об отце, о грязной скатерти на кухонном столе, о шоколаде на чужом подносе, об отпечатке женской ладони на запотевающем зеркале – он забыл обо всё, потому что сейчас единственно важным ему было сохранить жизнь, что билась в этой плачущей девочке.
В девочке, не верящей в свою красоту.
– Отпусти меня, – проговорила она более спокойно. – Не делай мне больно, пожалуйста.
– Если я отпущу тебя, ты прыгнешь.
– Миру от этого станет только лучше.
– Нет, – он смотрел на неё, пытаясь сдержать слёзы – так же, как делал это последние шесть лет, – но те предательски скатились по щекам. – От того, что ты себя убьёшь, никому лучше не станет. Это так не работает. Некоторые люди будут плакать, некоторые – просто молча вспоминать тебя…
– … но есть те, кто будет радоваться.
– И ты хочешь дать им повод для радости?
Их лица находились очень близко друг к другу, их разделял лишь ветер подступающей ночи, приносящий с собой украденный из кафешек аромат кофе. Но его перекрывало дыхание Лизы, казалось, с ней дышит Вселенная. Андрей ощущал каждый её выдох на своём лице, ласковый поцелуй тепла, что нежно дотрагивался до кожи, и все его желания сводились к тому, чтобы это дыхание продолжалось. Он впервые увидел жизнь такой, какой она предстаёт в женском обличии – красивой, притягательной, с чарующими голубыми глазами.
– Мне уже всё равно, дам я кому-то повод для радости или нет. Я просто хочу всё закончить. Я какая-то… неправильная.
Неправильная. Колодец, образованный лестницой в подъезде… Шёпот, исходящий из стен… Скользящие под рукой перила… Неправильная, неправильный, эгоист, эгоистка, замок на двери, граффити на стенах, недокуренная сигарета, неправильный, всё выше и выше, ближе к крыше, встал у края – с края вышел.
– Ты не неправильная. Я… я не знаю тебя, но мне кажется, что в тебе гораздо больше, чем ты видишь.
– Это не так.
– Это так, – он продолжал обнимать Лизу, готовый в любой момент сделать объятия жёстче, если из них попытаются вырваться. – В тебе же, наверное, есть что-то хорошее, должно быть что-то такое. Если ты сейчас умрёшь, то мир лишится ещё одного хорошего человека. В нём и так всё плохо, хорошие люди становятся плохими, злыми, жестокими… – На мгновение он замолчал. – Хорошим просто не остаётся места. А слишком хорошие, которые не могут справиться с жестокостью мира, убивают себя. Выживают только плохие. Мир становится плохим. Но представь, каким бы он был, если б все люди, покончившие с собой, нашли в себе силы идти дальше! Как много хороших людей бы сохранилось! И как много нового они бы принесли…
После его слов наступило молчание. Андрей уже забыл, что он стоит на крыше, что его тело обдувает холодный ветер, что совсем недавно в его голове роились те же самые мысли, что сгрызали эту девочку изнутри – голубоглазую Лизу. На протяжении нескольких минут – а казалось, вечность – он не отводил взгляд от её глаз и когда что-либо ей говорил, то был уверен, что обращается прямо к её душе, прячущейся там, в глубине, во мгле чёрных зрачков.
– Ты не хочешь убить себя, ты хочешь убить что-то внутри себя. Ты хочешь перестать страдать. – Ветер поцеловал лица обоих. – Но ведь самоубийство – не единственный выход. Точнее, вообще не выход. Мы можем как-то бороться, как-то победить это.
– А если я не хочу? Если я не хочу бороться? Если я не хочу ничего побеждать?
– Тогда попробуй прожить ещё один день. Просто скажи себе: «Мне нужно всего лишь прожить этот день, я смогу». На следующий день скажи то же самое, а там, глядишь, всё наладится, потому что постоянно плохо быть не может. Когда-нибудь тебе станет хорошо и ты поблагодаришь себя за то, что вовремя остановилась. Ты ж не знаешь, как всё потом повернётся, ты не видишь будущее, не знаешь, что тебя ждёт. А вдруг ты сейчас в шаге от счастья?
– Ты читаешь книги?
Андрей опешил от такого вопроса. Он ожидал услышать много чего от сломленной, собравшейся покончить с собой девочки, но никак не вопрос про книги. Немного помолчав, он сказал:
– Нет, не читаю. Я больше фильмы смотрю. Книги как-то не люблю.
–Если б читал, то говорил ещё красивее. Если б ты читал, то не был бы так наивен. Я… я знаю, что не всё заканчивается хорошо, лучше оборвать всё сейчас, чем ещё долго страдать. Закончится-то всё одним и тем же.
– Ты не права, – сказал он, а сам думал: «Ты сейчас убеждаешь её в том, во что не верил десять минут назад. Ты пытаешься отговорить её от того, на что шёл сам. Так что ты считаешь правильным? С чего так быстро переобулся?»