Безжалостное обольщение
Шрифт:
Фуше, такой же искусный интриган, каким был и во времена Наполеона, благодаря которому и возвысился, поклонился и улыбнулся мадам Делакруа. Та сделала реверанс в ответ и одарила его самой очаровательной улыбкой.
— Могу я предложить вам стакан горячего глинтвейна, мадам? — спросил Фуше. — Сегодня очень холодный вечер.
— Да, в самом деле, месье. Буду вам очень благодарна. — Оставив мужа, мадам Делакруа положила руку на алый парчовый локоть дипломата и удалилась вместе с ним, помня задание Доминика: узнать все, что можно, о разведывательной сети итальянского побережья напротив острова Эльба.
Фуше слушал простодушную болтовню спутницы,
— Что конкретно вы хотите у меня выведать, дорогая мадам? — явно забавляясь, прервал он ее заранее заготовленную речь.
Женевьева в упор посмотрела в его прищуренные лисьи глаза и прочла в них иронию и очевидный интерес. Никто не знал, как далеко простирается двойная игра, которую вел Фуше, но предполагалось, что, участвуя в конгрессе, он оставался преданным Наполеону. Выливалась ли его лояльность в конкретные действия, оставалось загадкой. Если да, его помощь могла оказаться неоценимой; если нет, открывшись ему, они могли потерять все.
— Я в восторге от императора, — доверительно сообщила Женевьева и виновато улыбнулась, — и надеялась, что вы расскажете мне о его жизни в изгнании.
— А почему, моя дорогая, вы решили, что я знаю что-либо о его жизни? — вежливо поинтересовался Фуше, доставая щепотку табаку из табакерки и цепким взглядом наблюдая за выражением ее лица.
— Потому что я не могу себе представить, чтобы вы ничего о нем не знали, — ответила Женевьева, полагаясь на откровенность, и тут же поняла, что не ошиблась.
Фуше усмехнулся:
— Вы совершенно правы, мадам. Я регулярно сообщаюсь с бывшим императором, — он слегка выделил слово «бывшим», таким образом деликатно давая понять, что сама она титулует Наполеона неверно.
— Вы держите его в курсе всего интересного, что здесь происходит? — демонстративно небрежно рискнула спросить Женевьева, потягивая глинтвейн.
— Интересного и относящегося к делу, — ответил Фуше, продолжая пристально наблюдать за ней. Женевьева понимающе кивнула:
— Воображаю, сколько вопросов, относящихся к жизни императора, обсуждается на конгрессе.
— Ваше воображение вас не обманывает, мадам.
— Мадам Делакруа, я повсюду ищу вас. — Их тет-а-тет нарушил Чарлз Чолмондели, на лице которого играла дружелюбная, обманчиво беспечная улыбка. — Вы обещали мне буланже, если помните.
— Как я могу забыть обещание, данное столь искусному танцору, сэр. Месье Фуше, рада была с вами побеседовать. Вы меня извините?
— С сожалением, мадам, — ответил тот и заговорщически подмигнул. — Но постараюсь по мере сил справиться с огорчением.
Он посмотрел вслед Женевьеве, удалявшейся в сопровождении англичанина, и отправился на поиски Делакруа. Этот господин умел играть не раскрывая своих карт, но Фуше уважал такое умение, потому что сам был в нем мастером. Если чета Делакруа ведет какую-то хитрую игру, не мешало бы разузнать о них все, что можно.
— Надеюсь, вы не забыли о нашем маленьком пари, — выдохнул Чолмондели в ухо своей спутнице по пути в танцевальный зал.
Женевьева одарила его многозначительной улыбкой, и партнер самодовольно улыбнулся в ответ.
— Когда и где вы желаете сыграть? — тихо спросила она.
— Сегодня. — Он сжал ее пальцы. — Вы придете ко мне?
— Постыдитесь, сэр, — пожурила его Женевьева, хлопнув по пальцам веером из слоновой кости. — Что за предложение женщине, у которой есть муж!
Англичанин оглянулся и встретился с бирюзовыми глазами упомянутого мужа. Но казалось, что тот смотрит сквозь него и не выказывает никакого интереса к своей супруге Француз, видимо, охотно закрывал глаза на то, что делает мадам Делакруа, пока все остается в рамках приличий. Обычное соглашение у Чолмондели тоже случались маленькие приключения, которые нисколько не волновали его жену.
— На что предпочитаете играть, мадам — англичанин решил проигнорировать реплику Женевьевы, которую правильно истолковал как игривую шутку.
Женевьева нахмурилась. Она прекрасно понимала, какие ставки имеет в виду Чолмондели. Три партии в пике, и, если она проиграет, придется выполнить то, что до сих пор ей удавалось только обещать. Загвоздка в том, что Женевьева не знала, насколько хорошо он играет. Остальных она наблюдала ранее за карточным столом. Но Чолмондели работал с Мариотти, французским консулом в Легорне, человеком, о котором все знали, что он союзнический шпион, делавший все, чтобы не допустить никаких контактов между Эльбой и континентом. А ведь только зная, как действует их шпионская сеть, можно было обойти ее, связаться с Наполеоном и выработать план операции.
— А на что предпочитаете играть вы, сэр? — кротко спросила Женевьева.
— На то же, на что вы играли с другими, мадам, — неожиданно грубо ответил англичанин. — С теми, кому посчастливилось завоевать ваше расположение.
"Значит, он знает о Легране, великом князе Сергее и сеньоре Себастиани. Какие сплетники эти мужчины! — презрительно подумала Женевьева. — Интересно, они сказали ему правду или прихвастнули несуществующими победами? Наверное, второе». Ни один мужчина добровольно не признается, что проиграл даме в пике и, следовательно, лишился возможности овладеть нежным, чувственным телом, которое было обещано в случае выигрыша. А ведь Женевьева очень рассчитывала на то, что поражения ее партнеров известны только им и ей.
Доминик о них, разумеется, тоже ничего не знал; он не догадывался, по краю какой жуткой пропасти она ходит, чтобы собрать нужную информацию, он даже не считал эту пропасть опасной, поскольку полагал, что, торгуя своим телом, она получает хорошие барыши. Вероятно, Делакруа страшно удивило бы, узнай он, что для Женевьевы оказалось совершенно невозможным сделать то, о чем она говорила с такой легкостью и на что он с такой же легкостью согласился. Возможно, узнай правду, он посмеялся бы над ее наивным романтизмом и недостатком практичности, над тем, что она не в состоянии следовать принципу «цель оправдывает средства». Насколько ей было известно, эта аксиома определяла все решения капера.
— А если я окажусь победительницей, сэр? — Женевьева даже не сделала попытки оспорить оскорбительное утверждение, просто оставила без внимания, как досадную оплошность с его стороны.
Чолмондели облизал губы, невольно выдав свое вожделение и нетерпение.
— Тогда вы сами назовете цену, мадам, — хрипло вырвалось из его пересохшего горла.
Разумеется, даже если предположить невозможное — что она выиграет, эта женщина не откажется от того, чего, совершенно очевидно, хочет так же сильно, как и он. Женевьева Делакруа стремительно становилась легендой Вены, ее имя произносилось почти благоговейным шепотом в интимных мужских бастионах, где завистники оспаривали счастливчиков, где линия разделения проходила между теми, кто завоевал расположение дамы, и теми, кому не хватало храбрости присоединиться к соискателям. Но в том, что она вела собственную дьявольскую игру в пике, согласны были все.