Безжалостные боги
Шрифт:
– Переворот не неизбежность, – огрызнулся из глубины спальни Кацпер. Он там что, вещи собирал? – Если бы ты повесил эту проклятую клиричку, вместо того чтобы втягивать ее, как и всю страну, в хаос, ничего этого не случилось бы. Так что неудивительно, что у нас под носом обсуждают переворот. Неужели ты хочешь закончить, как твой отец?
Серефин вздрогнул. А затем сделал большой глоток. Ему снились не только мотыльки и кровь, но и тело отца у его ног. Да, не он нанес смертельный удар, но и вины своей не умалял.
– Нет, –
– Нет. Ты этого не хочешь.
«Но это, скорее всего, неизбежно», – мрачно подумал Серефин, понимая, что Кацпер не обрадовался бы, услышав это.
– Половину твоей одежды сожрала моль. – В голосе Кацпера прозвучало отчаяние.
В тот же момент двери в покои распахнулись настежь, и Серефин быстро протянул руку к книге заклинаний. По венам заструился адреналин. Но через мгновение его плечи расслабились, а с губ сорвался вздох. Это оказалась лишь Остия.
– О, ты не спишь, – спокойно объявила она.
– Запри двери.
Она послушно выполнила просьбу Серефина.
– Я рассказал ему о происходящем, но он продолжает пить! – возмутился Кацпер.
Серефин протянул подруге бутылку водки, так что когда Кацпер выглянул из спальни, то увидел, как Остия приняла ее и сделала глоток.
Она подмигнула Серефину, на мгновение дольше обычного прикрыв свой единственный глаз.
– Да иди уже сюда, Кацпер, – сказал Серефин.
Тот громко фыркнул и вновь появился в дверном проеме.
– Они уже давно устраивают собрания?
– Нет. Уверен, это их первая встреча, – ответил Кацпер.
– Значит, сегодня они не нападут.
– Но…
– Сегодня они не нападут, – уверенно повторил Серефин.
Подавив нарастающую панику, он забрал бутылку у Остии. Тревога уже давно стала его постоянной спутницей, ожидающей его неверного шага. И если он хоть на мгновение всерьез задумается о своей жизни, то она тут же поглотит его полностью. Так что ему оставалось лишь притворяться, что ничего не происходило.
Кацпер устало привалился к дверному косяку.
– Твоя забота о моей безопасности, конечно, отрадна, – продолжил Серефин, не обращая внимания на ироничный взгляд Кацпера. – И ты прекрасный шпион. Но немного торопишь события.
Тот медленно соскользнул на пол.
– Давай сначала выясним, чего они хотят. – Поставив бутылку на стол, Серефин отмахнулся от очередного мотылька.
Нахмурившись, Остия подошла к дивану и уселась на подлокотник. А затем зевнула.
– Мы прекрасно знали, что рано или поздно семья Руминских захочет узнать ответы, – сказал он.
– Ксеши Руминский требует их уже несколько месяцев, Серефин. Поэтому вполне очевидно, что у него закончилось терпение, – простонал Кацпер.
Серефин устало пожал плечами.
– Может, нам удастся с ними договориться? Уверен, есть что-то, чего они хотят и что я могу им предложить.
– Тайные встречи твоих врагов не предполагают обсуждения списка требований, – заметила Остия.
– Да весь двор – мои враги, – опускаясь в мягкое кресло, пробормотал он. – В этом-то и проблема.
Девушка задумчиво кивнула.
Серефин пытался расположить к себе двор, но ничего не вышло. Слишком о многом шептались по углам. И по большей части о том, что он не мог объяснить произошедшие события. Не мог же он рассказать, кто на самом деле убил его отца. Так что слухи, кружащиеся во дворе, разрастались и вскоре опасно приблизились к истине. Убийца из Калязина. Черный Стервятник. Предательство. Бедствие. Пропавшая дворянка. Убитый король. Титулы, которые ему даровал простой люд и от которых не получалось избавиться: король Мотыльков, король Крови. Из-за произошедшего той ночью народ считал Серефина благословленным. А что еще они могли подумать после того, как с небес полилась кровь?
Вот только у него после той ночи осталась лишь куча вопросов и противостояние со знатью. Калязинцы оттесняли войска Транавии. Видимо, хоть транавийцы и не знали, что их король пал от руки единственного клирика Калязина, те в этом не сомневались.
И Серефину совершенно не хотелось, чтобы Калязин обрел новую надежду.
Он не мог остановить войну. И не мог ответить на вопросы дворян, потому что не желал, чтобы Надю вздернули на виселице. Она сделала то, что не удалось сделать ему, но при этом все еще оставалась калязинкой и обладала силой, которой Серефин не доверял и в которую не до конца верил. Но при этом он не хотел ее смерти.
– И что будем делать? – спросила Остия.
Серефин провел рукой по волосам.
– Не знаю.
Серефин прекрасно понимал, что Руминского успокоит единственное решение, но даже не представлял, как вернуть Жанету. Он заметил, что Стервятникам сильно досталось. Теперь они редко встречались в коридорах дворца, но желания стучать в двери собора, чтобы узнать, что за ними происходит, он не испытывал.
Серефин устало потер глаза. Ему бы хотелось хоть раз проспать всю ночь, но вместо этого он отправился на поиски клирика, которая, как и всегда, отсиживалась в библиотеке.
– Ох, Его Величество соизволил почтить бедную, чахнущую в запертой башне боярыню, – сказала Надя, как только он нашел ее.
Она сидела на широком, расположенном высоко от пола подоконнике, утопленном в стену. Одна нога свисала вниз, а белокурые волосы струились по плечам. Вот только обычно она тщательно заплетала свои волосы. Насторожившись, Серефин заглянул в щели между стеллажами, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы их подслушать. Хотя вряд ли кто-то из славок поднимается с кровати в такую рань.