Безжалостные обещания
Шрифт:
В этот момент я искоса смотрю на Колина и краем глаза замечаю, как он перемещается. И выражение его лица говорит мне все, что мне нужно знать. Что бы Виктор ни собирался сказать, это нехорошо для ирландцев. И Виктор говорит правду.
— У Франко и Колина, его отца, были большие планы, — продолжает Виктор с холодной улыбкой. — Они намеревались натравить нас друг на друга, а когда пыль уляжется, они уберут нас обоих и захватят все северо-восточные территории, твои и мои. Я говорил правду, когда сказал, что это не мои люди напали на свадьбу. Это был ирландец. Колин сделал это под руководством Франко, чтобы заставить тебя думать, что это были мы.
Моя челюсть сжата так сильно, что, кажется, у меня могут треснуть зубы. Предательство поразительно, если это правда.
— У тебя есть доказательства? — Напряженно спрашиваю я, и в этот момент Виктор пододвигает папку ко мне через стол.
— Все это здесь, — говорит он. — Результаты теста. Фотографии, которые мои люди тайно сделали во время встречи Франко и Колина. Мне удалось раздобыть несколько телефонных разговоров. Достаточно доказательств для тебя…
Я не могу открыть файл, потому что в этот момент Колин доказывает мне это. Он, должно быть, знал, что я вот-вот увижу правду. Потому что он вскакивает, выхватывая пистолет и целится в меня. Рядом с ним на лице его сына написано выражение неподдельного ужаса.
— Па? Что, черт возьми, ты делаешь? — Лиам отодвигает свой стул.
— Сядь, сынок! — Приказывает Колин, и я вижу, как Лиам замирает, но его глаза нервно бегают по сторонам. Ясно, что, что бы ни натворил Колин, Лиам никогда не был в этом замешан. И я запомню это.
— Все, кроме службы безопасности, должны были сдать оружие входя сюда, — говорю я так спокойно, как будто Колин не целится мне прямо в голову из заряженного пистолета. — Это не дает мне большой уверенности в том, что Виктор лжет.
— Ну, я устал играть по этим чертовым правилам, — говорит Колин с холодной усмешкой. — И что это мне дало, а? Сейчас на Манхэттене нет ни одного ирландского короля, только вы, чертова куча итальянцев и русские собаки. Мы управляем вашим оружием, подбираем ваши объедки, и мы должны кланяться и благодарить вас за это? Ну, хватит, блядь, парень. То, что сказал Виктор, правда. И поскольку все заварилось по-настоящему, я полагаю, мне придется прикончить вас обоих сейчас, прежде чем это еще больше выйдет из-под контроля.
— Ты не единственный, кто может нарушать правила. — Низкий голос Левина гулко разносится по маленькой комнате, и я вижу, как он вытаскивает пистолет из кармана пиджака.
Блядь! Неужели я единственный, кто на самом деле пришел безоружным? Моя охрана находится прямо за дверью, но…
Первый выстрел заставляет меня вздрогнуть. Снаружи комнаты доносится грохот выстрелов, и тогда я с замиранием сердца понимаю, что у моей охраны дел по горло, и, вероятно, у Виктора тоже. И пистолет Колина все еще направлен мне в голову.
— Чего ты хочешь для этого мира, о котором говоришь? — Я смотрю на Виктора, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. В конце концов, это не первый раз, когда мне приставляют пистолет к виску. И я уверен, что это будет не в последний.
— Голову Колина на блюде. — Виктор холодно улыбается. — Я хочу, чтобы он умер. Пусть его сын возьмет верх. Лиам не принимал в этом никакого участия, насколько я знаю.
Колин бросает взгляд на своего сына.
— Ты это слышишь? Они уступают тебе мое место за столом. Собираешься ли ты принять их предложение? Или выступишь вместе против этих ублюдков, которые думают, что мы всего лишь отбросы, пьющие виски, годные только на то, чтобы управлять их оружием и обслуживать в их барах?
— Папа, просто подумай об этом, — умоляет Лиам. Он встает, его лицо такое бледное, что веснушки выделяются в трех измерениях, но он сохраняет хладнокровие. — Ты не можешь пойти против обеих семей. Даже если ты уберешь Виктора и Луку, они будут отомщены. Ты навлечешь гнев мафии и Братвы на наши головы. Это то, чего ты хочешь? Наши женщины и дети, порабощенные русскими, убитые итальянцами, вся наша семейная линия будет уничтожена? Ты не можешь начать войну в одиночку. Никто не встанет на твою сторону.
— Даже ты? — Колин свирепо смотрит на своего сына.
Лиам нервно облизывает губы. Он делает глубокий вдох, глядя на своего отца, а затем с глубоким вздохом отступает назад.
— Нет, папа. Мне жаль. Я не могу согласиться с тобой в этом. Ты не прав. Это неправильно. Это двурушничество и предательство, это пересечение границ, которые не должны быть пересечены. — Он смотрит на нас. — Я поддерживаю вас обоих. Я тоже не хочу большего кровопролития.
— Видишь? У твоего сына есть здравый смысл. — Я холодно улыбаюсь Колину. — Опусти пистолет, и мы подарим тебе быструю, чистую смерть. Твой сын сможет занять это место без всяких обид.
Колин смеется глубоким и горьким смехом.
— К черту это, — говорит он громким и ясным голосом.
А потом он стреляет.
В тот же миг Лиам бросается на своего отца. Он отводит его руку в сторону, этого достаточно, чтобы выстрел прошел мимо цели, но Колин стреляет дважды. У меня как раз достаточно времени, чтобы осознать, что первый выстрел не попал в меня, когда второй попадает мне в живот, отправляя меня на колени перед столом. Клянусь, я чувствую жар в том месте, где пуля вошла в меня, разрыв плоти, когда она пробивает дыру в моем животе. Я автоматически хлопаю себя ладонью по животу, наклоняясь вперед, когда чувствую, как влажная, горячая кровь струится по моим пальцам.
Гостиничный ковер царапает мое лицо сбоку, когда я падаю, ударяясь головой об пол. Боль распространяется по моему телу, сопровождаемая ощущением холода по краям, которое я распознаю как шок. Я истекаю кровью. Я чувствую, как моя жизнь вытекает из моих пальцев, пропитывая рубашку, ковер, растекаясь вокруг меня, когда я слышу продолжающийся грохот выстрелов, крики, и я знаю, что бой все еще продолжается. Но я, вероятно, не доживу до того, чтобы узнать, чем все это закончится.
Лицо Софии проплывает у меня перед глазами, заплаканное и умоляющее, таким, каким я видел ее в последний раз. Я хочу запомнить ее такой, какой она была в наш медовый месяц, ее лицо нежное и милое, ее рот и тело податливы под моим, ее руки, скользящие по мне. Я хочу запомнить ее голос, нежно шепчущий мне, не умоляющий, полный отчаяния.