Безжалостный
Шрифт:
Осветился пульт охранной сигнализации. Зеленая лампочка сообщила, что питание подается как должно, красная подтвердила, что по дому мы можем передвигаться, не боясь, что поднимем тревогу.
Записанный голос, сообщающий об изменениях в условиях работы охранной системы, молчал, словно систему эту на какое-то время не выводили из строя.
Ни Пенни, ни я не произнесли: «Майло», – но мы вдвоем поспешили к его комнате, зажигая по пути все лампы. Как только моя рука легла на ручку, с другой стороны двери донеслось рычание. Лесси приветствовала нас вздыбленной шерстью и оскаленными зубами. Будто увидела перед собой не настоящих Пенни и Кабби, а их злобных двойников, и всем своим видом показывала, что бросится на нас, если мы переступим порог.
У собак есть чувство стыда, оно даже сильнее, чем у большинства нынешних людей. Пенни и сыграла на нем, наполнив голос разочарованием:
– Рычишь на меня, но не облаяла этого психа?
Лесси перестала рычать, но по-прежнему скалила зубы.
– Даже не гавкнула на этого психа? – напирала Пенни.
Собачьи губы задрожали, похоже, от смущения, и расслабились, закрыв зубы. Лесси нерешительно завиляла хвостом.
Я пришел на защиту Лесси:
– Она приготовилась защищать Майло. Хорошая девочка.
Наш мальчик лежал в постели, сладко посапывая. Он не проснулся, когда Лесси запрыгнула на кровать и свернулась рядом.
– Оставайся здесь, – прошептал я. – Я обыщу дом.
– Не один, – тоже шепотом, но безапелляционным, ответила Пенни. – Позвони копам.
– Все нормально. Он ушел. Я только хочу в этом убедиться.
– Не болтай ерунды. Позвони копам.
– И что я им скажу? Ты видела Ваксса?
– Нет, но…
– Я тоже его не видел.
Пенни сощурилась.
– Он что-то сказал. Слово.
– Три слова. Рок. Писака. Бумагомаратель.
Пенни рассердилась:
– Он назвал тебя писакой?
– Да.
– Он заслуживает долгой смерти. Значит, так… ты слышал, как он говорил в ресторане.
– Произнес только одно слово. Я не отличу его голос от других.
– Но ты знаешь, что это он.
– Улики, Пенни. Их нет.
Она указала на пару красных отметин на левой руке, похожих на два паучьих укуса.
– «Тазер».
– Этого недостаточно. Это ничто. Сколько раз он ударил тебя током?
– Дважды. А тебя?
– Пять, может, шесть.
– Я бы с удовольствием его кастрировала.
– Странно слышать такое от создательницы Пурпурного кролика.
– Позвони копам, – настаивала Пенни.
– Он скажет, что я все выдумал, чтобы отомстить ему за рецензию.
– Он не писал рецензию на мою книгу. С какой стати мне лгать?
– Ради меня. Именно это мы услышим в полиции. И ты знаешь прессу… если дать им рычаг, они с радостью опрокинут тебя на землю.
Я не мог сказать Пенни, что в моем прошлом произошло одно событие, о котором никогда ей не говорил. Если бы я выдвинул против Ваксса обвинения, а он бы все отрицал, таблоиды начали бы копать. Возможно, им бы не удалось выяснить, что случилось, когда я был еще ребенком, но мне совершенно не хотелось проверять их умение добывать нужные сведения.
– А кроме того, – добавил я, – я чувствую… он хочет, чтобы мы позвонили копам.
– Зачем ему это нужно?
– Или он хочет, чтобы мы позвонили копам, или ему без разницы, позвоним мы или нет. Все это очень странно. Я ничего ему не сделал. Здесь есть что-то такое, чего мы не понимаем.
– Я вообще ничего не понимаю, – заявила Пенни.
– Именно. Поверь мне в этом. Давай пока обойдемся без копов.
Оставив ее с Майло и собакой, я обыскал дом, никого не нашел. Не обнаружил никаких повреждений. Везде царил полный порядок. Все двери заперты, как на замки, так и на цепочки. Все окна тоже. Никаких разбитых стекол.
До Рождества оставалось еще шесть недель, и Ваксс не спускался через трубу, не выбирался через нее из дома. Все задвижки в дымоходе я нашел плотно закрытыми.
В нашей спальне я снял пижаму и быстро оделся. Взял наручные часы с туалетного столика, где их и оставлял вчера вечером. Они показывали 4:54 утра.
Поймал взглядом свое отражение в зеркале, и увиденное решительно мне не понравилось. Бледное лицо, влажное от пота, серая кожа, мешки под глазами, бескровные, плотно сжатые губы.
Когда я вернулся в комнату Майло, он по-прежнему спал.
Лесси уже переборола стыд. С кровати властно смотрела на нас, потом зевнула, всем своим видом показывая, что мы заставляем ее бодрствовать.
– Я закричу, если сейчас же не съем печенье, – шепнула мне Пенни.
Глава 13
На этот раз мы остановили свой выбор на овсяном, с изюмом и австралийским орехом.
– Хочешь молока? – спросил я.
– Нет. Я хочу что-нибудь взорвать.
– Я выпью виски. Взорвать что?
– Не пень, будь уверен.
– У нас нет пней. Только деревья.
– Скажем, отель. Этажей в двадцать.
– Это приносит удовлетворенность – взрывание отелей?
– Потом испытываешь такое расслабление.
– Тогда давай взорвем.
– Мы однажды взорвали церковь. Навеяло грусть.
– Я зол и испуган. Только грусти мне еще и не хватает.
Я сел на стул, спиной к центральной стойке, маленькими глотками пил виски, наблюдал, как Пенни кружит по кухне. Виски помогло. Успокаивало и придавало сил.
– Взрыв домов снимает стресс гораздо лучше печенья, – изрекла Пенни.
– Плюс от взрывов не потолстеешь, да и диабета не будет.
– Я думаю, может, мы допустили ошибку, не привлекая Майло.
– Я уверен, взрывать дома ему бы понравилось. Как и любому ребенку. Но как это отразится на его личностном развитии?
– На мне плохо не отразилось, так?
– Да, конечно, ты – самая милая анормальная личность из всех мне знакомых. Но если печенье перестанет оказывать на тебя нужное действие…