Библиотечка журнала «Советская милиция», 6(36), 1985 г.
Шрифт:
— Может, не знакомый просил слетать во Фроловку — знакомая?— спросил Шатохин, налегая на слово «знакомая». — Из университетской экспедиции. — Поспешно добавил: — Договор остается в силе.
Парень покраснел, после некоторого колебания ответил:
— Ну хорошо, была женщина. Мы вместе летали. Только ее не нужно впутывать. Она не видела. Я ей после уже, в вертолете рассказал.
— А летчик?
— Он совсем не знает.
— Что ж, спасибо. Кстати, нашла что-нибудь знакомая?
— A-а, лампу керосиновую. Я побегу, скоро вылетаем.
Парень отошел на несколько шагов, обернулся: —
Шатохин смотрел ему вслед, но думал о профессоре-ботанике. Есть же люди, которым кажется, что они все за всех знают и отвечать имеют право. От большого ума, от верхоглядства или, может, от трусости это — пойди разберись. Но уж любить таких не за что. Рассказанное парнем, возможно, и не существенно и отношения к ограблению не имеет, однако знать надо... А Тисленко молодец, сдержал слово...
Мария во все время разговора с молодым пожарным стояла на крылечке, следила за собеседниками из-под ладони и терпеливо ждала, пока разговор закончится. Шатохин поспешил к ней.
— Вот это пошел умыться, — Мария с улыбкой покачала головой. — Три раза чайник совсем остывал, на огонь ставила.
Шатохин в ответ виновато развел руками.
На кухонном столе все оставалось как утром, только в миску с хлебными ломтями хозяйка подложила с полдюжины вареных яиц. Они аппетитно белели, и Шатохин принялся за еду.
Мария села за стол напротив, пила мелкими глотками крепко заваренный пахучий чай из огромного разрисованного бледно-розовыми цветками бокала. По широкому боку бокала серебрилась дарственная гравировка.
— А что, Мария, — спросил Шатохин, — до Фроловки отсюда дорога была?
— Прямо к нам — нет. Они на север, на Инновару ездили. А своротных — целых три. Около пожарной вышки одна, потом много дальше за заимкой, где Тобольжин живет, а третья вовсе далекая — на лодке с мотором плыть больше часу. — Она поставила на стол бокал, махнула рукой, показывая, что плыть нужно вверх, против течения.
— Много дорог.
— Во все стороны тут их вдоль и поперек раньше было. Купцы еще колеи накатали, по глухим урманам рыскали. Сейчас уж и не найдешь многих, заросли.
— И на Фроловку все заросли?
— А что дорога. Без нее можно ехать.
— По тайге?
— Ну и что. Она чистая. Это туда, на север, ноги сломаешь, не продерешься, а тут хорошо. До войны на том берегу телеги держали, на конях за Коломинские Гривы ездили.
Шатохин с минуту помолчал, раздумывая.
— Слушай, Мария, если я раздобуду мотоцикл (он уже знал, у кого просить мотоцикл, вчера видел в михеевском дворе накрытый брезентом «Урал»), согласишься съездить со мной?
— Ты ешь пока, со вчера голодный, — сказала Мария, заметив, что Шатохин, оживившись, отложил в сторону вилку и хлеб. Она отодвинула допитый бокал, встала из-за стола и вышла во двор.
В одиночестве он доел вяленое мясо и пил чай, размышляя, кого пригласить показать дорогу, если Мария откажется, как вдруг в открытую дверь с улицы ворвался резкий рев мотора. Он выскочил на крыльцо.
Мария, держась за руль старенького, с облупленной кое-где черной краской, с пружинными сиденьями «Ижа», крутила рукоятку газа. Двери сарая, из которого она вывела мотоцикл, были распахнуты настежь. Нагнувшись, не выпуская руля, Мария одной рукой что-то подрегулировала в моторе, перекинула ногу через сиденье, и «Иж» резко рванул с места, затормозил у крыльца.
— Ну ты и молодец, — Шатохин был искренне восхищен. — А я хотел спросить, приходилось ли тебе когда-нибудь ездить на мотоцикле. На заднем сиденьи. — Он рассмеялся.
— У меня этому тридцать лет почти. А раньше «Харлей» был, после войны сразу купила.
— Мотоцикл водишь, а рацией пользоваться не умеешь. Что так?
— Нет. Они появились, я уж в тайгу не ходок была.
— Значит, едем?
— Не торопи. Мотор посмотрю. Путь не близкий.
— Хорошо, Мария. Я пока к Михееву зайду.
Шатохин вернулся в избу за папкой. Утренний разговор с приемщиком не был официальным, теперь нужно было записать показания.
ШАТОХИН не подумал бы никогда, что по глухой тайге так долго можно ехать на мотоцикле. Но они уже больше часа благополучно катили без остановок. Мария оказалась права: ни густого молодняка, ни высокой травы, ни завалов валежника на их пути пока не встретилось. Поверх повязанной платком Марииной головы Шатохин вглядывался вперед и видел сплошные наплывающие лапы ельника, темного, словно прихваченного сумерками. В ельнике и впрямь было темновато, хотя день в разгаре, шел четвертый час. Мария ловко поворачивала руль, направляя мотоцикл в просветы между лапами.
Ехать было легко, пока лес чуть заметно не пополз на возвышение. На сухой, засыпанной иглой земле возникли кое-где выпирающие на поверхность корневища. Мария огибала их старательно, но вскоре корни стали попадаться слишком часто, переплетаясь между собой, точь-в-точь как спутанные канаты на речном причале, они тянулись от дерева к дереву. Объезжать их не было никакой возможности, и Мария ехала напрямую. Мотор, басовито и ровно до сих пор гудевший, теперь то и дело захлебывался, переходил с истошного рева на жалобные всхлипы. От сильной тряски у Шатохина прыгало перед глазами. Как ни крепко держался, дважды едва не слетел с сиденья. Он боялся не тряски — как бы не заглох мотор потрепанного «Ижа». Вот тогда будет номер — они уже отъехали на добрых семьдесят километров. Выбираться пешком — это верных двое суток. Он не связывался с райцентром, не предупредил руководство о выезде из Черданска, и, если застрянут в тайге, будут организованы его поиски. Только этого не доставало. Однако не было иного выхода, как довериться мудрости старой таежницы: без уверенности в благополучном исходе она бы не пустилась в рискованное путешествие.
Шатохин не взялся бы определить, сколько километров они протряслись по корням, но вот к его радости корни под крутящимися колесами пропали, мотор вновь перебрался на спокойную басовитую ноту. Опять замельтешили хвойные лапы, но уже ненадолго: мотоцикл вырвался из ельника, впереди на залитом солнцем просторе показались избы под тесовыми крышами с заколоченными окнами.
— Фроловка, — впервые за весь долгий путь обернувшись, сказала Мария.
— Давно деревня распалась? — прокричал Шатохин.