Библиотека мировой литературы для детей, т. 15
Шрифт:
— А ты его не пугай… — объяснял ему Богач. — Вот привыкнет, тогда и обнюхивай…
Больной зайчик лежал неподвижно, точно человек, который приготовился к смерти. Он был такой беленький и чистенький, только кончики ушей точно были выкрашены черной краской.
— А ведь надо его покормить, беднягу… — думал вслух Богач.
Но заяц упорно отказывался есть и пить.
— Это он со страху, — объяснял Богач. — Ужо завтра добуду ему свежей морковки да молочка.
В углу под лавкой Богач устроил зайцу из разного тряпья мягкое и теплое гнездо и перенес его туда.
— Ты у меня, Еремка, смотри, не пугай его… — уговаривал он собаку, грозя пальцем. — Понимаешь: хворый он…
Еремка вместо ответа подошел к зайцу и лизнул его.
— Ну, вот так, Еремка… Значит, не будешь обижать? Так, так… Ведь ты у меня умный пес, только вот сказать не умеешь. С нас будет и здоровых зайцев.
Ночью Богачу плохо спалось. Он все прислушивался, не крадется ли к зайцу Еремка. Хоть и умный пес, а все-таки пес, и полагаться на него нельзя. Как раз сцапает…
«Ах ты, оказия… — думал Богач, ворочаясь с боку на бок. — Уж, кажется, достаточно нагляделся на зайцев… Не одну сотню их переколотил, а вот этого жаль. Совсем ведь глупый еще… несмышленыш…»
И во сне Богач видел загубленных им зайцев. Он даже просыпался и прислушивался к завывавшей буре. Ему казалось, что к избушке сбежались все убитые им зайцы, лопочут, по снегу кувыркаются, стучат в дверь передними лапками… Старик не утерпел, слез с печи и выглянул из избушки. Никого нет, а только ветер гуляет по полю и гудит на все голоса.
— Ах ты, оказия!.. — ворчал старик, забираясь на теплую печку.
Просыпался он, по-стариковски, ранним утром, затоплял печь и приставлял к огню какое-нибудь варево — похлебку, старых щец, кашку-размазню. Сегодня было, как всегда. Заяц лежал в своем уголке неподвижно, точно мертвый, и не притронулся к еде, как его Богач ни угощал.
— Ишь ты, какой важный барин, — корил его старик. — А ты вот попробуй кашки гречушной — лапка-то и срастется. Право, глупый… У меня кашу-то и Еремка вот как уплетает, за ушами пищит.
Богач прибрал свою избушку, закусил и пошел в деревню.
— Ты у меня смотри, Еремка, — наказывал он Еремке. — Я-то скоро вернусь, а ты зайца не пугай…
Пока старик ходил, Еремка не тронул зайца, а только съел у него все угощение — корочки черного хлеба, кашу и молоко. В благодарность он лизнул зайца прямо в мордочку и принес в награду из своего угла старую обглоданную кость. Еремка всегда голодал, даже когда ему случалось съесть какого-нибудь зайчонка. Когда Богач вернулся, он только покачал головой: какой хитрый зайчишка: когда угощают, так и не смотрит, а когда ушли — так все дотла поел.
— Ну и лукавец! — удивлялся старик. — А я тебе гостинца принес, косому плуту…
Он достал из-за пазухи несколько морковок, пару кочерыжек, репку и свеклу. Еремка лежал на своем месте как ни в чем не бывало, но когда он облизнулся, вспомнив съеденное у зайца угощение, Богач понял его коварство и принялся его журить:
— И не стыдно тебе, старому плуту… а?! Что, не едал ты каши? Ах, ненасытная утроба…
Когда старик увидел валявшуюся перед зайцем кость, ой не мог удержаться от смеха. Вот так Еремка, тоже сумел угостить… Да не хитрый ли плутище!..
Заяц отдохнул за ночь и перестал бояться. Когда Богач дал ему морковку, он с жадностью ее съел.
— Эге, брат, вот так-то лучше будет!.. Это, видно, не Еремкина голая кость… Будет чваниться-то. Ну-ка, еще репку попробуй.
И репка была съедена с тем же аппетитом.
— Да ты у меня совсем молодец!.. — хвалил старик.
Когда совсем рассветало, в дверь послышался стук, и тоненький детский голосок проговорил:
— Дедушка, отвори… Смерть как замерзла!..
Богач отворил тяжелую дверь и впустил в избушку девочку лет семи. Она была в громадных валенках, в материнской кацавейке и закутана рваным платком.
— Ах, это ты, Ксюша… Здравствуй, птаха.
— Мамка послала тебе молочка… не тебе, а зайцу…
— Спасибо, красавица…
Он взял из покрасневших на морозе детских ручонок небольшую крынку молока и поставил ее бережно на стол.
— Вот мы и с праздником… А ты, Ксюша, погрейся. Замерзла?
— Студено…
— Давай раздевайся. Гостья будешь… Зайчика пришла посмотреть?
— А то как же…
— Неужто не видала?
— Как не видать… Только я-то видела летних зайцев, когда они серые, а этот совсем белый у тебя.
Ксюша разделась. Это была самая обыкновенная деревенская белоголовая девочка, загорелая, с тоненькой шейкой, тоненькой косичкой и тоненькими ручками и ножками. Мать одевала ее по-старинному — в сарафан. Оно и удобно и дешевле. Чтобы согреться, Ксюша попрыгала на одной ноге, грела дыханием окоченевшие ручонки и только потом подошла к зайчику.
— Ах, какой хорошенький зайчик, дедушка… Беленький весь, а только ушки точно оторочены черным.
— Это уж по зиме все такие зайцы, беляки, бывают…
Девочка села около зайчика и погладила его по спинке.
— А что у него ножка завязана тряпочкой, дедушка?
— Сломана лапка, вот я и завязал ее, чтобы все косточки срослись.
— Дедушка, а ему больно было?
— Известно, больно…
— Дедушка, а заживет лапка?
— Заживет, ежели он будет смирно лежать… Да он и лежит, не ворохнется. Значит, умный!..
— Дедушка, а как его зовут?
— Зайца-то? Ну, заяц и есть заяц, — вот и все название.
— Дедушка, то другие зайцы, которые здоровые в поле бегают, а этот хроменький… Вон у нас кошку Машкой зовут.
Богач задумался и с удивлением посмотрел на Ксюшу. Ведь совсем глупая девчонка, а ведь правду сказала.
— Ишь ты, какая птаха… — думал он вслух. — И в самом деле, надо как-нибудь назвать, а то зайцев-то много… Ну, Ксюша, так как его мы назовем… а?
— Черное Ушко…
— Верно!.. Ах ты, умница… Значит, ты ему будешь в том роде, как крестная…
Весть о хромом зайце успела облететь всю деревню, и скоро около избушки Богача собралась целая толпа любопытных деревенских ребят.