Библиотека мировой литературы для детей, т. 15
Шрифт:
— Ах, какая прелесть твой Томылин, — сказала дорогой мать, полная впечатлений неожиданной встречи.
Тёма был счастлив за своего учителя и тоже переживал наслаждение от бывшего свидания.
— Мама, за что тебя у Бориса Борисовича благодарили?
— Я предложила им переговорить с тетей Надей, чтобы устроить одну дочь классной дамой, а другую учительницей музыки.
— В институте?
— В институте. Вот видишь, и не будут просить милостыню, если даже, не дай бог, и умрет Борис Борисович…
Тёме после всего пережитого совсем не хотелось приниматься за приготовление уроков для другого дня.
Зина давно уже сидела за уроками, а Тёма все никак не мог найти нужной ему тетради. Брат и сестра занимались в маленькой комнатке, всегда под непосредственным наблюдением матери, которая обыкновенно в это время что-нибудь читала, сидя поодаль в кресле.
Тёма уже двадцатый раз рассеянно переходил от стола к этажерке, где на отдельной полке, в невозможном беспорядке, в контрасте с полкой сестры, валялась перепутанная, хаотическая куча книг и тетрадей.
Зина не выдержала и, молча, бросив работу, наблюдала за братом.
— Показать тебе, Тёма, как ты ходишь? — спросила она и, не дожидаясь, встала, вытянула шею, сделала бессмысленные глаза, открыла рот, опустила руки и с согнутыми коленками начала ходить бесцельно, толкаясь от одной стенки к другой.
Тёме решительно все равно было как ни тянуть время, лишь бы не заниматься, и он с удовольствием смотрел на сестру.
Мать, оторвавшись от чтения, строго прикрикнула на детей.
— Мама, — проговорила Зина, — я уже полстраницы написала.
— Моя тетрадь где-то затерялась, — в оправдание проговорил нараспев Тёма.
— Сама затерялась? — строго спросила мать, опуская книгу.
— Я ее вот здесь положил вчера, — ответил Тёма и при этом точно указал место на своей полке, куда именно он положил.
— Может быть, мне поискать тебе тетрадь?
Тёма сдвинул недовольно брови и уже сосредоточенно стал искать тетрадь, которую и вытащил наконец из перепутанной кучи.
— Я ее сам закинул, — проговорил он, улыбаясь.
На некоторое время воцарилось молчание.
Тёма погрузился в писание и с чувством начал выводить буквы, или, вернее, невозможные каракули.
Зина, вскинув глазами на брата, так и замерла в наблюдательной позе.
— Тёма, показать тебе, как ты пишешь?
Тёма с удовольствием оставил свое писание и, предвкушая наслаждение, уставился на сестру.
Зина, расставив локти как можно шире, совсем легла на стол, высунула на щеку язык, скосила глаза и застыла в такой позе.
— Неправда, — проговорил сомнительно Тёма.
— Мама, Тёма хорошо сидит, когда пишет?
— Отвратительно.
— Правда — похоже?
— Хуже даже.
— А, что? — торжествующе обратилась Зина к брату.
— А зато я быстрее тебя стихи учу, — ответил Тёма.
— И вовсе нет.
— Ну, давай пари: я только два раза прочитаю и уж буду знать на память.
— Вовсе не желаю.
— Зато через час и забудешь, — проговорила мать, — а Зина всю жизнь будет помнить. Надо учить так, как Зина.
— А, что? — обрадовалась Зина.
— Ну да, если б я все так учил, как ты, — проговорил самодовольно Тёма, помолчав, — я бы давно уж дураком был.
— Мама, слышишь, что он говорит?
— Это почему? — спросила мать.
— Это папа говорил.
— Кому говорил?
— Дяде Ване. Если б я, говорит, все учил, что надо, — я бы и вышел таким дураком, как ты.
— А дядя Ваня что же сказал?
— А дядя Ваня рассмеялся и говорит: ты умный, оттого ты и генерал, а я не генерал и глупый… Нет, не так: ты генерал потому, что умный… Нет, не так…
— То-то — не так. Слушаешь, не понимаешь и выдергиваешь, что тебе нравится. И выйдешь недоучкой.
Опять водворилось молчание.
— Зато я играю лучше тебя, — проговорила Зина.
— Это бабья наука, — ответил пренебрежительно Тёма.
Зина озадаченно промолчала и принялась опять писать.
— А как же Кравченко? — вдруг спросила она, вспомнив своего учителя музыки. — Он, значит, баба?
— Баба, — ответил уверенно Тёма, — оттого у него и борода не растет.
— Мама, это правда? — спросила Зина.
— Глупости, — ответила мать. — Не видишь разве, что он смеется над тобою?
— У него и хвостик есть, вот такой маленький, — проговорил Тёма, показывая рукой размер хвоста.
— Мама?!
— Тёма, перестань глупости говорить.
Тёма смолк, но продолжал показывать руками размеры хвоста.
— Мама?!
— Тёма, что я сказала?
— Я ничего не говорю.
— Он показывает руками — какой хвостик.
— Еще одно слово — и я вас обоих в угол поставлю, — не глядя на Тёму, ответила мать.
Он безбоязненно опять показал Зине размеры хвоста. Зина мгновенно подумала и в отместку высунула язык. Тёма в долгу не остался и начал делать ей гримасы. Зина отвечала тем же, и некоторое время они усердно старались перещеголять друг друга в этом искусстве. Тёма окончательно взял верх, скорчив такое лицо, что Зина не выдержала и фыркнула.
— Тёма, садись за маленький столик спиною к Зине и не смей вставать и поворачиваться, пока не кончишь уроков. Стыдись! Ленивый мальчик.
Водворилась тишина, и Тёма наконец благополучно кончил свои занятия. Последнюю латинскую фразу ему лень было учить, и он, отвечая матери и указывая, до каких пор ему было задано, показал пальцем до выпущенных им предлогов. Вообще поверка по латинскому языку была слаба; мать в нем знала меньше Тёмы и познакомилась с языком при помощи самого же Тёмы, с целью хоть как-нибудь проверить занятия своего ленивого сына. Но это приносило скорее вред, чем пользу, и Тёма, ради одного школьничества, часто морочил мать, смотря на нее как на подготовительную для себя школу по части надувания более опытных своих учителей.