Библиотека мировой литературы для детей, т. 39
Шрифт:
Как не похожа на смерть светлая стройная фигура, вырвавшаяся из-под тени деревьев на яркий солнечный свет.
Женщина! Прелестная женщина!
Это только мелькнувшая мысль; никто не решается заговорить. Все по-прежнему стоят неподвижно, но выражение их лиц как-то странно изменилось. Даже самые грубые считаются с присутствием этой незваной гостьи. Они смущены и словно чувствуют себя виноватыми.
Она пробегает сквозь толпу молча, не глядя ни на кого, и наклоняется над осужденным, все еще распростертым на траве.
Быстрым
— Техасцы! Трусы! — кричит она, глядя на толпу. — Позор! Позор!
Все словно съеживаются от ее гневного упрека.
— И это, по-вашему, суд? Обвиняемый осужден без защитника, не получив возможности сказать ни одного слова в свое оправдание. И это вы называете правосудием! Техасским правосудием! Вы не люди, а звери! Убийцы!
— Что это значит? — негодует Пойндекстер. Он бросается вперед и хватает дочь за руку. — Ты лишилась рассудка, Лу! Как ты попала сюда? Разве я не просил тебя ехать домой? Уезжай, сию же минуту уезжай! И не вмешивайся в то, что тебя не касается!
— Отец, это меня касается!
— Тебя касается! Как?.. Ах, правда, ты сестра. Этот человек — убийца твоего брата.
— Я не верю, я не могу поверить… Это неправда! Что могло его толкнуть на преступление?.. Техасцы, если вы люди, то не поступайте, как звери. Пусть будет справедливый суд, а тогда… тогда…
— Над ним был справедливый суд! — кричит какой-то верзила, очевидно кем-то подученный. — В его виновности сомневаться не приходится. Это он убил вашего брата. И очень нехорошо, мисс Пойндекстер, — простите, что я так говорю, — но нехорошо, что вы заступаетесь за него.
— Правильно! — присоединяются несколько голосов.
— Да свершится правосудие! — выкрикивает кто-то торжественную судебную формулу.
— Да свершится! — подхватывают остальные.
— Простите, мисс, но мы должны просить вас удалиться отсюда… Мистер Пойндекстер, пожалуй, вам следует увести вашу дочь.
— Пойдем, Лу! Здесь не место для тебя. Ты должна уйти… Ты отказываешься? Боже милостивый! Ты отказываешься мне повиноваться?.. Кассий, возьми ее за руку и уведи прочь… Если ты не уйдешь добровольно, нам придется увести тебя силой. Но будь же умницей! Сделай то, о чем я тебя прошу. Уходи же!
— Нет, отец! Я не хочу. Я не уйду до тех пор, пока ты мне не пообещаешь, пока все не пообещают…
— Мы ничего не можем обещать вам, мисс, как бы нам этого ни хотелось. Да и вообще это не женское дело. Совершено преступление, убийство, вы это сами знаете. Убийце нет пощады!
— Нет пощады! — повторяют двадцать гневных голосов. — Повесить его! Повесить!
Присутствие женщины больше не сдерживает толпу. Быть может, все происшедшее даже приблизило роковую минуту. Теперь мустангера ненавидит не только Кассий Колхаун. Завидуя счастью охотника за лошадьми,
Кассий Колхаун, повинуясь распоряжению Пойндекстера, уводит или, вернее, тащит Луизу прочь с поляны. Она вырывается из рук, которые так ненавидит, заливается слезами и громко протестует против бесчеловечной казни.
— Изверги! Убийцы! — срывается у нее с уст.
Она не может вырваться, ее никто не слушает. Ее выводят из толпы, и она теряет надежду помочь человеку, за которого готова отдать свою жизнь.
Колхауну приходится выслушать много горького; она осыпает его словами, полными ненависти.
Уверенность в мести — плохое утешение для него. Его соперник скоро умрет; но разве от этого что-нибудь изменится? Он может убить возлюбленного Луизы, но его она никогда не полюбит.
Глава LXV
Еще одна непредвиденная задержка
В третий раз зрители и актеры страшной трагедии занимают свои места.
Лассо снова забрасывается на сук смоковницы. Те же два палача хватают свободный конец. Теперь они туго его натягивают.
В третий раз у всех мелькает мысль:
«Скоро Морис Джеральд расстанется с жизнью!»
Даже любовь оказалась бессильной спасти его. Какая же еще сила может предотвратить роковой конец?
Спасти его невозможно — для этого уже нет времени. В суровых взглядах зрителей не видно сострадания — одно нетерпение. Палачи тоже торопятся, словно боясь новой задержки. Они орудуют веревкой с ловкостью опытных профессионалов. Судя по их физиономиям, для них это дело привычное.
Не пройдет и шестидесяти секунд, как приговор толпы будет приведен в исполнение.
— Эй, Билл, ты готов? — спрашивает один палач другого, по-видимому решив не дожидаться команды.
— Да, — отвечает Билл. — Вздернем этого негодяя!
Веревку дергают, но недостаточно сильно, чтобы поднять с земли тело осужденного. Петля затягивается вокруг его шеи, немного приподнимает его голову — и все. Только один из палачей потянул веревку.
— Тащи же ты, проклятый! — кричит Билл, удивленный бездействием своего помощника. — Чего зеваешь?
Билл стоит спиной к лесу и не замечает появившегося из-за деревьев человека.
— Ну, давай! — кричит Билл. — Раз, два — тяни!
— Не выйдет! — раздается громовой голос; высокий человек с ружьем в руке вышел из-за деревьев, и через мгновение он уже в самой гуще толпы. — Не выйдет! — повторяет он, наклоняясь над распростертым человеком и направляя дуло своего длинного ружья в сторону палачей. — Еще чуть-чуть рано, по моим расчетам, Эй, Билл Гриффин, если ты затянешь эту петлю хоть на одну восьмую дюйма, то получишь свинцовую пилюлю прямо в живот, и вряд ли ты ее переваришь! Отпустите, вам говорят!