Библиотека мировой литературы для детей, т. 39
Шрифт:
Расставшись со своей спутницей, мустангер вынул из седельной сумки самое совершенное оружие, которое когда-либо поднималось против обитателей прерии — для атаки или защиты, — против индейцев, бизонов или медведей. Это был шестизарядный револьвер системы полковника Кольта. Не какая-нибудь дешевая подделка, под видом усовершенствования, фирмы Дина, Адамса и им подобных, а подлинное изделие «страны мускатных орехов» [26] с клеймом «Хартфорд» на казенной части.
26
«Страна
— Они будут прыгать в том же узком месте, где и мы, — пробормотал он, следя за табуном, все еще находившимся по ту сторону. — Если мне удастся уложить хоть одного из них, это может остановить других или задержать их настолько, что мустанг успеет ускакать. Их вожак — вот этот гнедой жеребец. Он, конечно, прыгнет первым. Мой револьвер бьет на сто шагов. Теперь пора!
Едва успели прозвучать последние слова, как раздался треск револьвера. Самый крупный из жеребцов — гнедой — покатился по траве, преградив путь остальным.
Несколько мустангов, мчавшихся за ним, сразу остановились, а потом и весь табун.
Мустангер не стал следить за дальнейшим поведением жеребцов и больше не стрелял. Воспользовавшись их замешательством и не теряя времени, он повернул на запад и поскакал вслед за крапчатым мустангом, который уже приближался к сверкающему пруду.
Дикие жеребцы больше не преследовали беглецов — возможно, гибель вожака испугала их или им помешал его труп, загородивший путь в единственном месте, где можно было перескочить через овраг.
Морис спокойно скакал за своей спутницей.
Он догнал ее у самого пруда. Она точно выполнила все его указания, за исключением одного. Вход был открыт, жерди валялись на земле. Девушка все еще сидела в седле, — она не находила слов, чтобы выразить Морису свою благодарность.
Опасность миновала.
Глава XVII
Ловушка для мустангов
Теперь, когда им больше ничто не грозило, молодая креолка с интересом огляделась вокруг.
Она увидела небольшое озеро, или, говоря по-техасски, пруд; берега его были покрыты бесчисленными следами лошадиных копыт — по-видимому, это было любимое место водопоя мустангов. Высокая изгородь из жердей окружала водоем и двумя расходящимися крыльями тянулась далеко в прерию, образуя как бы воронку, в самой горловине которой были ворота; когда их нагораживали жердями, они замыкали изгородь, и лошади не могли ни войти, ни выйти.
— Что это? — спросила девушка, указывая на изгородь.
— Это ловушка для мустангов, — сказал Морис.
— Ловушка для мустангов?
— Кораль для ловли диких лошадей. Они бродят между крыльями
— Бедные животные! Этот кораль принадлежит вам? Ведь вы мустангер? Вы нам так сказали?
— Да, я мустангер, но не охочусь этим способом. Я люблю одиночество и редко работаю вместе с другими мустангерами, поэтому я не могу пользоваться коралем, для которого нужно по крайней мере двадцать загонщиков. Мое оружие, если только можно его так назвать, — вот это лассо.
— Вы так искусно им владеете! Я слыхала об этом, да и сама видела.
— Вы очень добры. Однако я не заслуживаю этой похвалы. В прериях есть мексиканцы, которые словно родились с лассо в руках. И то, что вы называете искусством, показалось бы им просто неповоротливостью.
— Мне кажется, мистер Джеральд, что вы из скромности переоцениваете своих соперников. Я слышала совсем другое.
— От кого?
— От вашего друга мистера Зебулона Стумпа.
— Ха-ха! Старый Зеб — плохой авторитет, когда дело касается лассо.
— Я бы хотела тоже научиться бросать лассо, — сказала молодая креолка, — но говорят, что это занятие для девушки неприлично. Не понимаю, что в нем плохого, а это так интересно!
— Неприлично? Это такой же невинный спорт, как катанье на коньках или стрельба из лука. Я знаком с одной девушкой, которая прекрасно владеет этим искусством.
— Она американка?
— Нет, мексиканка и живет на Рио-Гранде. Иногда она приезжает к нам на Леону: здесь живут ее родственники.
— Она молодая?
— Да, примерно ваша ровесница, мисс Пойндекстер.
— Высокая?
— Не много ниже вас.
— Но, конечно, гораздо красивее? Я слыхала, что мексиканки своей красотой намного превосходят нас, американок.
— Мне думается, что креолки не входят в эту категорию, — с изысканной вежливостью ответил ирландец.
— Интересно, смогла бы я научиться бросать лассо? — продолжала молодая креолка, как будто не заметив комплимента. — Не поздно ли мне за это браться? Я слыхала, что мексиканцы начинают с детства, поэтому они и достигают такой удивительной ловкости.
— Конечно, не поздно, — поспешил ответить Морис. — Пройдет год-два, и вы научитесь хорошо бросать лассо. Я, например, всего лишь три года занимаюсь этим делом, и…
Он замолчал, так как ему не хотелось показаться хвастуном.
— А теперь вы владеете лассо лучше всех в Техасе? — закончила собеседница, угадав не высказанную им мысль.
— Нет-нет! — смеясь, запротестовал он. — Это старик Зеб так считает, а он судит о моем искусстве, вероятно принимая свое за образец.
«Что это — скромность? — недоумевала креолка. — Или этот человек смеется надо мной? Если бы это было так, я сошла бы с ума».