Библиотекарша по характеру
Шрифт:
Развернулся и сам направился туда. Хам. Могли бы и вместе пойти. Привык, видите ли, он командовать...
Когда дверь за ним закрылась, Светка крадущимся шагом подбежала ко мне и покрутила пальцем у виска:
– Ты что, совсем дура?! Ну ты даёшь! А вчера чего не пришла? Он вчера просил всех прийти сегодня пораньше, так что ты, считай, опоздала!
– Меня не просил. Я пришла вовремя.
– Ой, иди уже, а то и так трындец тебе...
Да какой нафиг трындец-то... Вот когда я останусь без работы и средств к существованию, тогда трындец, а это так, давно просто на парселтанге не разговаривала.
Подойдя
– Викторович я по батеньке. Здравствуте, Елизавета Андреевна. Бумажку сейчас распечатаю, а Вы повесите.
Я чуть не поперхнулась и кажется немного покраснела, но вслух ответила:
– Очень хорошо, Роман Викторович.
Видно, отходчивый он дяденька. Но...
– А где моя кружка, не знаете случайно?
Он с удивлением глянул на меня (он вообще на меня с удивлением всё время смотрит) и ответил:
– Знаю. Здесь все ваши кружки, кофе и прочие чаепительные принадлежности, - и он указал рукой на тумбочку.
Перспектива пить кофе в присутствии Романа Викторовича прельщала мало, но надо было идти до конца. Я просто спросила:
– А кофе-то попить можно?
Он снова удивлённо и пристально посмотрел на меня:
– Сейчас?
Нет, етишкина жизнь, после увольнения.
– Хотелось бы сейчас, конечно.
– Можно...
Я порылась в тумбочке, достала чайник, налила из пятилитровой баклажки воду и стала осматриваться в поисках розетки. Розетки как назло не было. Я выдохнула.
– Как-то непродуманно чайник сюда перенесли, розетки поблизости нет...
Роман Викторович оторвался от своих бумаг, поднял на меня глаза (может, у него по жизни взгляд такой удивлённый, а я тут переживаю, что это из-за меня?) и переспросил:
– Розетки нет?
– Нету...
– я сокрушённо опустила голову.
– Елизавета Андреевна, какой розетки? А Вам не интересно, например, чем тут все, кроме Вас, заняты? Что за оборудование находится в вашей бывшей чайной комнате? Не хотите обсудить, какие условия труда я предлагаю тем, кто останется работать в моей команде? Вас только розетка интересует?
Мне стало обидно. Я помолчала с минуту, потом искренне сказала:
– Знаете, меня больше не интересует розетка, пить кофе в Вашем обществе - сомнительное удовольствие. Остальное тоже не интересует. Расчёт вот интересует, но он может и подождать, пока вы все тут закончите свои важные дела.
Роман Викторович шумно выдохнул, набрал побольше воздуха в лёкгие и только хотел что-то ответить, как в дверь постучались.
– Да!
– крикнул он чересчур громко, выдыхая набранный воздух.
Светкина голова пролезла в проём и протараторила:
– Роман Викторович, извините... Лизка, выйди на пару минут, там Карина Генриховна с классом пришли...
Я хлопнула себя по лбу. Как я могла забыть? Я обернулась с вызовом к начальству:
– Ну вот, довольны? Ничего, что предупреждать надо заранее и посетителей библиотеки тоже? Вы думаете, мы тут вообще только штаны протираем? У нас, между прочим, проводятся "путешествия
– по мере того, как я говорила, я сама только теперь начала осознавать весь ужас происходящего.
Я вышла в коридор, из фойе слышались приглушённые детские голоса. Я проморгала навернувшиеся слёзы и пошла туда.
– Здравствуйте, ребята!
– я широко улыбнулась.
Первоклашки радостно поздоровались, тут же повскакивалили с диванов и скамеечек и, как всегда, стали строиться парами, чтобы последовать за мной в мир сказок и приключений... Сердце сжалось от того, что даже последнего раза у них не будет, сейчас я попрошу их подождать, отзову в сторонку Карину Генриховну, расскажу ей в кратце обо всём и спихну на неё объяснения с детишками и их огорчения... Слёзы невыносимо прожигали глаза.
Нет. Так дело не пойдёт. Я очень люблю детей, неплохо с ними лажу, и они со мной тоже. И выгнать их я просто не могу. Я глубоко вздохнула и, наплевав на всё на свете, сказала:
– Ребята, а давайте сегодня с вами здесь почитаем?..
Мы веселились от души: сдвинули в круг диванчики, слушали на диске Бианки, читали по ролям Агнию Барто, рассказывали свои мысли о героях прочитанных произведений, о том, как бы мы поступили на их месте... В душе царили привычные мир и покой, но сейчас мне хотелось запомнить эти ощущения, запомнить блеск детских глазёнок, смешное произношение незнакомых слов... Я не позволяла себе думать об этом. У баб-Лены, нашей вахтёрши, которая сидела за своим столиком тут же, в этом же фойе, нашлись в ящике стола конфеты и вафли, и с разрешения Карины дети хомячили их за обе щеки...
Несколько раз к нам выходил Роман Викторович, стоял пару минут и уходил обратно. Я не смотрела на него, мне всё равно, что он там думает, мы тут никому не мешаем. Хотя нет, это нам тут никто не мешает, потому что мы тут сейчас самые главные и важные...
Карина Генриховна, котрую я знаю уже шесть лет, с благодарностью смотрела на меня, а под конец крепко обняла и сказала спасибо за всё...
Без малышни фойе опустело, диванчики остались сдвинуты, на них лежали книжки...
И я не выдержала, заплакала.
Роман Викторович, являясь в проходе, озадаченно спросил:
– Елизавета Андреевна, Вы плачете?
Я его в этот момент почти ненавидела.
– Знаете что? Идите к чёрту. Когда нас окончательно закроют?
Он немного растерялся и стал бормотать о том, что точные сроки ещё не известны, что это зависит от некоторых факторов...
– Когда?
– я рявкнула, начиная ненавидеть его не почти, а очень сильно.
– Три недели...
– Замечательно. Всё, что у меня расписано на три недели, я проведу здесь, в фойе. Будьте любезны нам не мешать и не загромождать пространство. Можете мне эти дни не оплачивать, потому что заниматься тем, чем сейчас заняты остальные библиотекари, я не стану. До свидания.