Библия-Миллениум. Книга 1
Шрифт:
Мне показалось, он испугался, что это отец ребенка с работы пришел.
Я засмеялась, глядя на его встревоженное лицо. Открыла дверь… и получила пощечину.
На пороге стояла Фенана со своими двумя детьми. Они выросли — старший ходил в школу. Мальчишки стояли у нее по бокам, глядя на меня исподлобья и очень зло. Увидев у меня за спиной Елкану с Самуилом на руках, она оттолкнула меня, ворвавшись в квартиру, таща за собой детей, которые прошлись по всей моей обуви.
— Так вот в чем дело! Ах ты кобель! — она размахнулась сумкой.
Елкана уворачивался от ударов, подставляя голову и плечи, закрывая Самуила. Следующий момент я не очень
— Мальчики, мой уход не значит, что я вас не люблю… Напротив, если у нас с вашей мамой…
— Ты нам не отец! — отрезал старший. Младший заплакал, стоя посреди коридора, с одной стороны которого я пыталась избавиться от Фенаны, вцепившейся мне в волосы, с другой — Елкана удерживал своего старшего сына, чтобы тот меня не пинал, и над всем этим царил истошный крик Самуила.
Выкинув, наконец, Фенану на лестницу, я уперлась в дверь спиной, так как она снаружи таранила преграду, и я всерьез опасалась, что петли не выдержат.
Теперь в коридоре остались я, Елкана с беспомощным трясущимся лицом, которого мне было искренне жаль, и двое его детей от Фенаны. Старший резко стукнул отца локтем в пах. Грубо схватил за руку младшего, прикрикнув: «Не реви!» — потащил к двери. Младший упирался, падал на колени, тянул к Елкане руки и кричал: «Папа!» Старший, весь красный, отбросил его от себя, пнул и завопил: «Иди! И не возвращайся!»
— Выпусти меня, сука! — крикнул он мне в лицо.
Я отошла, открыла дверь, и они ушли. Я еще долго слышала, как Фенана выкрикивает угрозы, что она оставит Елкана без гроша, что он никогда не увидится с детьми…
Ее младший сын стоял перед отцом в нерешительности, он уже не плакал, а, задыхаясь, судорожно ловил ртом воздух. Огромные глаза, наполненные слезами, — словно мы хотим его убить…
Елкана обнял сына, говорил, что любит. Я бросилась к Самуилу, принялась его успокаивать и тоже говорила, что люблю…
Мальчик Елканы сидел на кухне, явно не зная, как ему теперь жить. Вернуться домой ему, по всей видимости, не представлялось возможным. Он поглядывал на аппетитную курицу в сковородке и сглатывал слюну. Я поставила перед ним тарелку. Но он оттолкнул ее и, зло посмотрев на меня, сказал: «Мама говорит — ты плохая!» Я не знала, что мне говорить. Сказать, что его мама врет? Но, с ее точки зрения, хуже меня действительно нет! Я же увела у нее мужа, отца ее детей! Это из-за меня он час назад задыхался в коридоре.
Елкана сел рядом с ним.
— Послушай, сейчас будет сложно… Но ты должен понять — Анна была моей женой до твоей матери, и я любил ее и люблю, — Елкана поднял на меня глаза, было понятно, что он не врет. — И тебя я тоже любил и всегда буду любить. Вы двое, твой брат и малыш в соседней комнате, — самые дорогие для меня на свете люди.
— А мама? — мальчик напрягся, ведь он с матерью пока живое целое.
— Твоя мама… Твоя мама сама все испортила, — Елкана отвел глаза. Ему было стыдно перед этим малышом за то, что он когда-то произвел его на свет от женщины, которую не любил и, следовательно, которая не могла все испортить, не желая мириться с отведенной ей ролью. Это он, только он сам совершил ошибку.
— Значит, это правда, что ты не любишь маму и мы тебе не нужны?! —
— Нет, неправда… Вы мне очень нужны… Ты мне нужен и твой брат… — Елкана гладил его голову, сын сначала уворачивался, но потом обхватил шею отца маленькими руками.
— А мама?
Елкана опустил глаза. Ребенок плакал, Самуил плакал, Елкана плакал, а я не знала, что делать. Сын Фенаны не вызывал у меня материнской теплоты, мне было его жаль, я чувствовала перед ним вину, но растить его… Я не хотела всю жизнь быть связанной с Фенаной. Может, это сурово и эгоистично, но моя спокойная жизнь с Самуилом была мне дороже душевного здоровья и равновесия этого малыша, который сидит у меня на кухне, отталкивая мои тарелки, и утверждает, что я плохая. Вряд ли он когда-нибудь будет думать иначе. Держа на руках Самуила, я вдруг осознала, что готова отказаться и от Елканы, если это принесет спокойствие и безопасность.
Фенана подала на развод. Она требовала передачи ей всего имущества, лишения своего бывшего мужа родительских прав, запрета на его встречи с детьми. Для старшего сына этого уже не нужно — он и так ненавидит отца и сам бы не стал с ним видеться. Но младший! Ни бесконечные выговоры матери о том, что его отец последняя сволочь, что ему плевать на своих детей, что они ему теперь не нужны — у него есть новый сын; ни подзатыльники и пинки старшего брата не могли заставить мальчика прекратить плакать при воспоминании о папе. Он ведь любил и плакал только от того, что ему внушали неразделенность этой любви! Фенана брала детей на все судебные заседания, одевая их в самые жалкие обноски, какие могла найти, — вся в черном, она искала законной защиты своих прав.
Елкана потребовал, чтобы младшего сына оставили ему. В обмен он соглашался с имущественным иском жены. Фенана, недолго поразмыслив, согласилась.
Сцена ее прощания с сыном врезалась мне в память настолько, что я могу воспроизвести ее в деталях.
Как всегда, накрапывал мелкий дождь. Стоя перед зданием суда на неровной выщербленной мостовой, Фенана, одетая в измятую темную юбку, бесформенную вязаную кофту, с развевающимися волосами, оттолкнула от себя младшего сына с криком: «Уходи! Мне не нужен сын-предатель!» Старший брат ударил его, и малыш упал лицом в огромную лужу. И плакал, и плакал — я выскочила из машины, подняла его и прижала к себе, грязного, плачущего. Он вырвался и плюнул мне в лицо: «Ненавижу тебя! Ненавижу!» Самуил заревел от возмущения в своем детском кресле на переднем сиденье… Елкана, вышедший из дверей, подхватил сына на руки: «Мальчик мой, тихо… Не плачь… Все позади…» В этот день стало ясно, что вместе нам не быть. Я сама собрала Елкане его вещи.
Через некоторое время я узнала, что Фенана отправила старшего сына к матери в деревню и снова вышла замуж. Она была опять беременна. Елкана с сыном жили дружно, мальчик стал постепенно забывать эти страшные события. Ночами ему иногда снились кошмары, что мать и брат бросают его в диком, полном хищников лесу. Тогда он просыпался, задыхаясь, весь в холодном поту. Врачи поставили ему диагноз — астма. Он ненавидит меня по сей день. Елкана навещает нас с Самуилом, так, чтобы сын не знал.
Самуил считает меня родной матерью — так оно в сущности и есть: я кормила его грудью, растила, только что не рожала. Иногда он спрашивает, кто его отец и будут ли у него братья и сестры. Я не знаю, что ему говорить. Он подозревает, что Елкана его отец…