Библия-Миллениум. Книга 1
Шрифт:
Все молчали, разочарованные, раздосадованные. Всего лишь банальная история скуки! Сплин! Никаких тайных романов, никаких возлюбленных, никакого скрытого домашнего насилия, никаких извращений — ничего, простая, обычная семейная жизнь! Людям стало жалко потраченного времени, что все в итоге оказалось так просто. Судья вытер пот со лба и объявил, что суд должен удалиться на совещание.
— Ничего не дадут… — кисло протянул зритель из первого ряда своему соседу.
— Дадут, но не «вышку», — так же кисло ответил ему сосед.
Судьи вышли
— Оглашается приговор по делу №… — голос судьи гремел, как труба, он был в гневе и глаза его метали молнии. — …Суд постановил: признать обвиняемую виновной и удовлетворить требование обвинения, приговорить подсудимую к высшей мере наказания — расстрелу!
Зал сразу всколыхнулся, зашумел, и казалось, он вот-вот разразится аплодисментами.
Юдифь, на которую все перестали в этот момент обращать внимание, обмякла, откинулась к стене, закрыла глаза и глубоко вдыхала и выдыхала, губы ее раздвинулись в улыбке, и она прошептала:
— Спасибо всем…
Год, который она провела в камере-одиночке, ожидая исполнения приговора, стал самым счастливым в ее жизни. Малюсенькое окошечко выходило в тихий тюремный дворик, в центре которого против всяких правил рос огромный клен, шумевший листвой, а откуда-то со «свободы» летел тополиный пух. Юдифь сидела в камере и читала. У смертников неограниченный доступ к библиотеке, толстые стены камеры не пропускали никаких звуков, благодаря сквозняку Юдифь постоянно вдыхала запах леса, который приносил ветер: летний, наполненный ароматом грибов, черники, осенний — с тонким ароматом прелых листьев и намокшей черной земли, зимний — с запахом первого снега и морозных дней, весенний — с ароматом травы, пара, сирени…
Прошел год, и в ее день рождения в камеру вошел незнакомый мужчина с виноватым лицом.
— Следуйте за мной, — коротко приказал он.
Ее вели извилистыми бесконечными коридорами через десятки дверей и сотни часовых, охранявших ее покой все это время. Она улыбалась им всем. Наконец, они вышли во двор. Юдифь зажмурилась от яркого солнечного света, навалившегося на нее всей своей массой. Ее подвели к какому-то месту возле стены, засыпанному песком, и предложили сигарету. Она отрицательно замотала головой.
— Не выношу запаха дыма.
Мужчина кивнул и поднял вверх правую руку. Почти уже дал отмашку, но затем что-то вспомнил. Повернувшись к Юдифь, сказал:
— Простите, я забыл вас поздравить с днем рождения.
Она кивнула и опять улыбнулась.
— Это ничего…
Мужчина все еще медлил.
— Может быть, перенести на завтра? — нерешительно предложил он.
— Труп мужского пола, — вздохнула как бы про себя Юдифь. — Не надо, давайте сегодня. Такой день бывает раз в жизни.
Мужчина все еще колебался, но, так как осужденная не смотрела ему в глаза, все-таки дал отмашку.
Юдифь мягко осела на песок.
Расстрельная рота по команде покинула место приведения
Среди маленького бетонного дворика, заключенного в такие же бетонные стены, с одной-единственной дверью и решетчатым сводом лежало худое, костлявое тело Юдифь. Мужчина долгое время смотрел на нее: как разгладились морщины, как свободно легли руки, как красивы изгибы ее бедер. Его созерцание было прервано скрипом двери, вошли конвоиры. Мужчина вздохнул и отдал приказ:
Убрать тело женщины!
АДАМ И ЕВА
ЕВА
29-летняя Ева была хороша, как роза в последний момент своего цветения, когда цветок уже полностью раскрыт и источает самый сладкий аромат, но еще чуть-чуть — и его лепестки уже начнут терять влагу, а потом опадать. Перед этим моментом роза исступленно цветет, стараясь поймать каждый миг оставшейся жизни. Создатель любит этот момент безумия, агонии красоты миллионов роз. Над некоторыми он останавливает время, чтобы подольше насладиться мигом последнего цветения, сладким мигом ускользающей красоты. Такова Ева. Ее красота, казалось, будет бесконечно балансировать на своем последнем пике.
Сегодня Ева получила извещение о том, что ей пришла посылка, и сильно удивилась. Кому пришло в голову отправлять ей посылки? Все знакомые жили рядом, сама она сирота — ни братьев, ни сестер. И вообще она всегда одна. Должно быть, какая-то ошибка…
Поставив чайник, Ева стала вяло собираться. Надела юбку и свитер, а сверху привычный ботанический халат. Она уже не обращала внимания на то, во что одета, давно не зная стыда за свой внешний вид. Стянула волосы привычным узлом на затылке, накрасила ресницы и губы, последняя деталь — сиреневато-серо-голубоватые очки во все лицо.
После работы, как всегда обычной, зайдя в почтовое отделение, она получила довольно увесистую посылку.
— Странно, что бы там могло быть? — сказала она задумчиво вслух.
— Откроете — узнаете, — последовал лаконичный и, главное, абсолютно точный ответ служащей почты. Ни убавить, ни прибавить.
Ева бежала домой настолько быстро, насколько это можно было сделать с пятикилограммовым ящиком под мышкой. Открыла дверь коммуналки, добежала до своей комнаты, открыла еще одну дверь, поставила ящик на стол и села.
Она не стала открывать его быстро — ведь это было единственное удивительное в ее жизни событие за последние два года, нужно было его растянуть, как остатки торта, покупаемого ею раз в месяц с зарплаты.
Ева стала рассматривать ящик. Нашла, что он прямоугольный, из крепкой фанеры. На крышке был написан ее адрес, а обратного не было. Это сильно взбудоражило Еву. Анонимная посылка — это почище анонимного письма!
Наконец она решилась, взяла большой нож и стала отковыривать крышку. Под фанерной крышкой оказался слой газетной бумаги, а под ним… яблоки.