Бич времен
Шрифт:
– Да, – согласился Гаспарян и подумал об Ивашуре. – Они с Иваном чем-то похожи, да? Волосами особенно.
– Миша, – через некоторое время позвал он, – у тебя дети есть?
– Дочка Галина. – Рузаев, прищурясь, посмотрел на товарища. – А что?
– Да это я так, к слову… Сколько ей?
– Двадцать четвертый пошел.
– Да ну? – поразился Гаспарян. – Это сколько же тогда тебе?
– Сорок семь. Что, хорошо выгляжу?
Гаспарян покачал головой.
– Я думал, ты мой ровесник, мне тридцать четыре…
Костров вернулся к обеду без Таисии. Она пообещала прийти к вечеру и побежала на вокзал сдавать билет.
Подходя к биваку, Иван заметил за редким сосняком у дороги двухвинтовой вертолет и поспешил к палаткам. За время его отсутствия возле лагеря побывала какая-то автомашина, это он определил по отпечаткам шин, а вертолет был двухместный, легкий – «Ка-18».
Возле их оранжево-синей палатки стоял Гаспарян и разговаривал с двумя незнакомцами в серых брезентовых спецовках.
– Понятно, – сказал один из них – плотный, с ежиком седых волос. – Доложу начальству, пусть решает. Поехали, Витя.
Очкастый долговязый Витя мотнул головой, отвечая на приветствие Кострова, и зарысил к вертолету.
– Это наш сотрудник Иван Костров, – представил Ивана Гаспарян.
– Матвеев, – протянул руку седой. – Странные тут у вас дела творятся, товарищи ученые. Ну да ладно, еще не раз сюда приеду, чует мое сердце. Пока…
Вертолет улетел.
– Электрики? – спросил Костров.
– Начальник дежурной смены Жуковской подстанции, – буркнул Гаспарян. У него отчего-то испортилось настроение.
– А еще кто приезжал? Я видел на дороге следы машины…
– Случайные гости. Проехали мимо, в лес.
– А где Михаил?
– Тут я, – ответил из палатки Рузаев. – Пришли?
– Я один.
Рузаев выглянул.
– Уговорил-таки остаться? Молодец! Я был о тебе лучшего мнения.
– Не уговорил, обещала прийти вечером.
– Тогда другое дело, – хмыкнул Рузаев и снова скрылся.
– Зачем хоть электрики прилетели?
– Утечка возросла, – очнулся от раздумий Гаспарян. – Напряжение в сети село почти на десять процентов. Если так пойдет и дальше, придется воевать с пауками всерьез, иначе район останется без электричества.
– А те «десантники» не появлялись?
– Нет. Отстань, Костер, я же тебе не справочное бюро.
Костров изучающе посмотрел на озабоченное лицо Сурена. Таким он его еще не видел. Сдержанная насмешливость Гаспаряна куда-то исчезла, уступив место угрюмой нерешительности и тревоге. В подобной ситуации никто из них не был, но Гаспарян интуитивно чувствовал серьезную опасность паучьего нашествия и мучился сомнениями относительно правильности своих действий, хотя уже понимал, что инициатива перешла в руки Ивашуры, а сам он, по сути дела, ничего толкового не придумал и не сделал.
Костров сунул голову под полог палатки и шепотом спросил Рузаева, перезаряжающего фотоаппарат:
– Что это Сур ходит как под наркозом? Что тут произошло?
– Ничего, – сказал из-под одеяла Рузаев и добавил, понизив голос: – Просто в нем сейчас умирает лирик.
Костров почувствовал в словах Михаила дружеский совет не мешать и буркнул:
– Понял.
Взяв из ящика складывающийся электрозонд и электрометр, он сказал в спину Гаспаряну, что идет в лес.
В паучьем логове ничего не изменилось, если не считать того, что площадь, занимаемая паутинами, увеличилась. Пауки принялись застраивать Скрабовку и кое-где еще пересекли дорогу недалеко от старого места расположения лагеря.
Костров понаблюдал за каналом, снабжающим паучий город водой, пробрался к просеке со стороны болота, стараясь думать о пауках «приятно», и долго всматривался в белое мерцание паутиновых башен, взобравшихся по опорам линии электропередачи до гроздей керамических изоляторов. «Вот откуда утечка из линии, – подумал он. – Паутина проводит ток в землю…»
Ни одно движение не нарушало мертвой неподвижности леса и паутинного царства, и это было странно, потому что Кострова не покидало ощущение, что за ним наблюдают чьи-то внимательные глаза. Сторожат, подумал он, преодолевая искушение швырнуть в кусты зонд. Пусть сторожат, я мирный прохожий… Повернувшись к просеке спиной, он не спеша двинулся обратно, ожидая оклика или выстрела в спину. Напряжение постепенно ушло, неслышимое ворчание страха втянулось в лес, ощущение взгляда со стороны прошло.
Костров вытер холодный пот со лба и ускорил шаг.
И в этот момент из-за штабеля почерневших от времени и непогоды бревен вышел знакомый смуглолицый, с усиками а-ля опереточный злодей «десантник» все в том же «плывущем», меняющем цвет и рисунок ткани комбинезоне.
– Мы же предупреждали, – сказал он негромко, – чтобы вы не совались сюда и ни во что не вмешивались. Неужели не поняли?
У Ивана засосало под ложечкой, но вины за собой он не чувствовал и огрызнулся:
– Да пошел бы ты сам… куда подальше! Мы имеем полное право здесь находиться и не уйдем, пока вы не докажете свои полномочия. Причем не нам, исполнителям, а начальству. Я понятно выражаюсь?
– Доказывать нам не обязательно, а наказывать за неповиновение мы умеем. Встречу еще раз – умрешь! А пока получи на память… – Брюнет поднял руку, в которой вдруг оказался пистолет, и Костров, давно готовившийся к подобному обороту событий, прыгнул к «десантнику», подныривая под его руку и выбивая пистолет в жесткой манере полузахвата-рывка-слома.
«Десантник», однако, драться умел, хотя стиль его боя был Ивану неизвестен. Пришлось вспомнить все навыки рукопашника, которые в гражданской жизни казались ненужными.
За три минуты схватки Иван получил три хороших удара в голову и грудь, смягченных блоком, но все же хлестких, тяжелых, и сам провел ответные атаки, потрясшие усатого незнакомца, который не ожидал встретить профессионала. Особенно хорошо получился ёнсоль – прием в стиле хапкидо, соединяющий жесткий удар голенью с не менее жестким броском. «Десантник» улетел под обрыв старого дренажного рва и, хотя тут же взлетел обратно как на крыльях, словно ему помогал комбинезон, в драку больше не полез. Да и Кострову надоел поединок, превратившийся в бой не на жизнь, а на смерть. Поэтому он в прыжке достал выпавший из руки противника пистолет, удобно легший в ладонь, и направил дуло с какими-то ребристыми выступами и штырьками в грудь усатого.