Бич времен
Шрифт:
– Медведь? – робко спросила Тая, с опаской разглядывая следы.
Иван нагнулся, понюхал воздух.
– Не похоже, и пахнет псиной.
Неподалеку раздался рев пополам с надсадным кашлем. Тая вздрогнула, посмотрела на Кострова. Тот застыл, прислушиваясь.
– Странный крик, – сказал он медленно. – Где-то я слышал его раньше… Кажется, в зоопарке. По-моему, так кричат рассерженные слоны.
– Слоны?! Откуда они здесь?
Иван промолчал: он знал столько же, сколько и Тая. К тому же его больше занимали мысли о еде, потому что желудок уже в который раз напоминал о себе.
Дальше пробирались молча, утопая в снегу по щиколотку, реже по колено. Набрели на рябину, сохранившую несколько кистей ярко-алых ягод. Съели по пригоршне, хотя челюсти сводило от кислоты и горечи. Тая захватила несколько гроздей с собой – все же какая-никакая, а еда. Иван заел ягоды снегом, вспомнив, что давно хочет пить.
Через полчаса заметили впереди просвет между стволами берез, ускорили шаг. Иван пролез под ветвями разлапистой ели, вышел на край поляны и замер. Посреди поляны стоял… мамонт! Гигантское буро-коричневое тело, крутой лоб с выпуклыми надбровьями, загнутые двухметровые бивни, хобот, вытянутый в их сторону… Мамонт смотрел на застывших людей, пошевеливая ушами и словно размышляя, что с ними делать. Мрачный вид и неподвижность нежданных гостей, видно, успокоили его. Мамонт фыркнул, повернулся к людям боком и стал рыться хоботом под снегом, извлекая пожухлую траву и закидывая ее в пасть.
Совсем близко раздался короткий визгливый рев, мамонт вздернул хобот и ответил лающим криком.
Тая потянула Ивана за рукав, и они обошли поляну порядочным крюком. Остановились отдышаться под поваленным тополем.
– Мамонты, – сказал Иван, отогревая Таины пальцы в руках. – Вымершие, насколько я знаю, около десяти тысяч лет назад. Это шерстистый мамонт, живший в верхнем плейстоцене около тридцати тысяч лет назад.
– Что будем делать дальше, капитан?
Тая с сомнением посмотрела на стержень в руке Ивана, и ее спутник понял ее взгляд. «Против мамонта с этой палкой не пойдешь, – говорили глаза девушки. – И кто еще встретится?»
– Пробежимся? – предложил Иван. – Хоть согреемся.
Они побежали, проваливаясь в снег.
Местность заметно понижалась – начался, очевидно, спуск в ту котловину, которую они увидели из окна сверху. Бежать было все легче, словно они теряли в весе. Заметив это, Иван замедлил бег. Деревья становились ниже, тоньше и почти все, будто под напором ветра, наклонялись вершинами в сторону центра котловины. Здесь было светло как днем, но свет был какой-то странный – золотистый, не дающий теней.
Тая тоже заметила перемены в окружающем ландшафте и посматривала на Ивана искоса, ожидая его решения. Наконец деревья пошли в рост человека, поредели, и впереди показалась голая снежная равнина до горизонта. Иван остановился, глядя на золотую сияющую пелену в половину небосклона. Рокот исходил из этой пелены, иногда оттуда доносились более громкие басовитые удары, вызывающие заметные колебания земли. После каждого удара над золотым заревом вставал факел белого пламени и расплывался сияющим зонтиком, из которого начинал идти золотой дождь, тускнеющий до малинового свечения. Чтобы слышать друг друга, здесь приходилось повышать голос.
– Мне кажется, туда идти опасно, – сказала Тая.
Иван и сам думал о том же. Он заметил, что по снежному полю метет поземка – в безветрии! Причем она пульсирует – то усиливается, то ослабевает, и в такт этим пульсациям из золотой бездны долетает густое шипение, словно там на гигантскую раскаленную жаровню ритмично льют воду.
– Ты, безусловно, права, – сказал Иван. – Туда мы не пойдем. – И вдруг сжал руку Таи до боли. – Смотри!
В сотне метров от них катился из леса черный ручей. Он распался на струи, осмысленно обтекающие кусты и деревья, и, не сбавляя скорости, понесся по снежному полю. То были пауки!
Через несколько минут поток пауков иссяк и вскоре исчез в снежной коловерти. Иван опомнился и отпустил руку девушки. Они молча посмотрели друг на друга. У обоих мелькнула одна и та же мысль: это был мир пауков или кто там они были на самом деле, и люди попали в него случайно. «Но где этот мир? – подумал Иван. – Под землей Брянского леса или?.. Впрочем, что значит «или»? Мы же трезвомыслящие люди, надо просто найти правдоподобное объяснение всему этому безобразию! Самое простое объяснение… самое простое… Сон? Бред? Господи, насколько это тривиально! Я же уверен, что не сплю…»
– У меня замерзли ноги, – совсем тихо сказала Тая.
Иван очнулся, огляделся по сторонам и направился в глубь леса.
– Сейчас, Тая, потерпи чуток. Разведем костер и согреемся.
Костер дымил и стрелял искрами, но горел.
Сухостоя в этом лесу не было, лишь иногда встречались сухие ветки, обломанные мамонтами, поэтому Иван нарезал ножом живых ветвей с берез и тополей. Таю он усадил на лапник, благо сосны и ели росли рядом с костром.
Вскоре они согрелись, и, если бы не сосущее чувство голода, настроение было бы значительно лучше.
С небес продолжал литься на землю приятный золотистый свет, почти не дающий теней. Глухо клокотал неведомый вулкан, дрожала земля. Где-то продолжали трубно перекликаться мамонты, а один раз донесся пронзительный визг дикой свиньи и утробное уханье не то зверя, не то птицы.
Они молчали. Говорить было не о чем. То, что с ними случилось и что происходило вокруг, пересекло горизонт восприятия необычного, душевных сил на постоянное удивление не хватало, да и физические убывали с каждым часом. Иван со страхом подумал, что может свалиться без сил прежде, чем они найдут пищу. Приключение затягивалось, и надо было беспокоиться о будущем, не надеясь на скорое возвращение из необычного плена или на чью-нибудь помощь.
– Помыться бы, – сказала вдруг Тая грустно. – В бане. Я грязная, как замарашка. А у теток такая прекрасная баня!
– Не мешало бы, – согласился Иван. – Кстати, слово «баня» в переводе с тюркского означает: изгонять боль и грусть.
По лесу раскатилась частая дробь, словно кто-то стучал колотушкой по стволам деревьев. Иван повернул голову, но не двинулся с места. Снова деревянная дробь, затем вскрик, шум, возня, рычание…
Иван вскочил, настороженно прислушался к шуму борьбы.