Бичеватель
Шрифт:
— Если готов, — холодно сказала она, — идем в гостиную.
Я двинулся вслед за ней через холл, восхищаясь дразнящим покачиванием ее тугих ягодиц. Брюки на ней так тесно облегали упругие полушария, что были различимы даже смутные очертания ложбинки между ними. Я постарался вернуть разбежавшиеся мысли на менее опасную территорию.
Перед камином стоял долговязый тип, похожий на отвратительный обломок дерева, — очевидно, Тео Олтмен. Он был одет в синий клетчатый костюм и ярко-розовый свитер. Лицо долговязого совсем не гармонировало со слегка пижонской одеждой: оно принадлежало стареющему орлу, забывшему,
Медная блондинка представила нас друг другу, затем многозначительно улыбнулась мне:
— Все еще пьешь бурбон, Рик?
— Хорошо, что не забыла, милочка, — с ответной понимающей улыбкой сказал я. — Судя по тому, как сидит на тебе эта одежда, ты все так же презираешь нижнее белье и другие подобные излишества.
Улыбка блондинки внезапно застыла, она быстро отвернулась и отошла к бару в другом конце комнаты. Олтмен медленно потягивал свой мартини, а его полуприкрытые глаза внимательно изучали меня из-за края стакана.
— Конечно… — Голос режиссера был тих и слишком тонок для его костистого тела. — Холман! Осторожный швейцар, улаживающий гнусные неделикатности, совершенные киномагнатами! — Рот Олтмена растянулся в каком-то подобии улыбки, и тонкие губы совершенно исчезли. — Воображаю, как вы заняты, бегая повсюду с проволочной метелкой и заметая грязь под ковры. Интересно, чья грязь привела вас в этот дом? Хотя что это я, будто подобное неизвестно!
Подошла Арлен с моим бурбоном, и в ее глазах промелькнул ужас.
— Никакой грязи, — небрежно сказал я Олтмену. — Я по-прежнему имею обыкновение навещать всех моих старых подруг, вот и все. Разве я мог отсутствовать так долго, чтобы Арлен перестала скучать по мне?
— Я всегда скучаю после твоего ухода, Рик, — подтвердила она. — Как-то в один ужасный вечер я проскучала целых тридцать минут! — Она сунула стакан в мою руку быстрым нетерпеливым движением, отчего зазвенели ледяные кубики. В следующий миг я почувствовал, как с пальцев стекает хороший бурбон.
— Я пришел на панихиду, — объявил Олтмен. — Возможно, несколько опередив события. Но всю будущую неделю я буду слишком занят, чтобы для чего-то выкроить время.
— Смените тон, Тео, — тонким голосом проговорила Арлен. — Флер вовсе не умирает.
— Ошибаетесь, милая. Ее время пришло. — Пять жутких секунд он стоял с закрытыми глазами, склонив голову набок. — Разве вы не слышите бой часов? На часах жизни Флер без пяти минут полночь. — Олтмен скромно пожал плечами. — У меня всегда было это странное экстрасенсорное предчувствие смерти — других людей, конечно.
— Несколько лишних перьев, — сказал я, — и никто не отличит вас от любого другого стервятника.
— Еще мартини! — Олтмен протянул блондинке пустой стакан. На миг мне показалось, что этим стаканом Арлен сейчас разобьет режиссеру голову, но, очевидно, она раздумала и направилась к бару. — До нелепости преданная девушка! — заметил Олтмен. — Я часто задавал себе вопрос, нет ли между ней и Флер каких-то особых, тайных отношений.
— Вы задаете себе слишком много вопросов, мистер Олтмен, — вяло отозвался я. — Хотя как сказать: грязный ум, который достался вам, очевидно, не пригоден для иных целей.
В глазах режиссера промелькнул огонек удовлетворения, и я понял, что ответная грубость входила в его планы. Пришла Арлен со стаканом мартини и, заметив, что Олтмен садится в кресло, затравленно посмотрела на него. Тео взял стакан, сделал маленький глоток и, перед тем как проглотить, покатал спиртное во рту.
— Еще слишком отдает вермутом, дорогая, но все-таки наметился определенный успех по сравнению с предыдущим. Кто знает! Если я пробуду здесь достаточно долго, то сумею научить тебя делать неплохой мартини.
— Жду не дождусь уроков! — фыркнула Арлен.
— Знаете, Холман, бедная Флер Фалез никогда не была актрисой. — Обращаясь ко мне, режиссер не сводил глаз с Арлен. — Когда в те стародавние времена Киган выкупил ее контракт у Джорджа Блума, она занималась тем, что вертела бедрами и обнажала грудь, и хотя не играла чистой порнографии, но подходила к ней очень близко. Единственный хороший фильм, в котором снялась Флер, — результат блестящего подбора актеров. Киган хотел, чтобы Флер играла самое себя, но даже с этим она не могла справиться. Затем муж Флер удачно утонул во время медового месяца — реклама появилась фантастическая! — и вдруг она стала звездой. И больше ей не нужно было пытаться играть. Очень кстати, потому что у Флер никогда не было способностей.
— Прекратите! — На скулах Арлен вспыхнули два ярко-розовых пятна. — Я не собираюсь стоять здесь и слушать…
Олтмен властно поднял руку, требуя тишины.
— Верх невоспитанности прерывать людей, пока они не закончили, дорогая. — Олтмен заставил ее замолчать, медленно повернув голову ко мне. — Думаю, именно поэтому под моим руководством Флер распадалась на части, пока, наконец, не закончила восемнадцатью месяцами пребывания в психушке. Моя настойчивость в желании добиться от нее хоть какой-то актерской игры оказалась для нее чрезмерной, так что она быстро нашла прибежище в безумии.
— Сколько раз вы посещали ее в лечебнице? — спросил я.
— Ни одного. — Он слегка зевнул. — Флер как жена и так называемая актриса была невыносима даже в нормальном состоянии. И я не мазохист, чтобы добровольно подчиниться бреду безумной женщины.
— Лжете! — От избытка чувств Арлен чуть не захлебнулась. — Ее талант актрисы тут ни при чем. Это вы упрятали Флер в больницу!
— Дорогая Арлен, — голос режиссера звучал совсем по-отечески, — конечно, Флер должна была изобрести какую-то правдоподобную историю, чтобы скрыть истинную правду. Всю жизнь она лгала всем, особенно себе. — Олтмен допил мартини, поставил бокал на стол рядом с креслом и встал. — Я только хотел слегка обрисовать вам перспективу, Холман. Если собираетесь, как и прежде, заметать ради Флер грязь под ковер, вам понадобится очень большой ковер. Кстати, — его губы снова исчезли, растянувшись в принужденной улыбке, — идея с возвращением Флер на экран не только смешна, но жестока. Можете передать это Джорджу Блуму.