Билби
Шрифт:
В глазах мистера Беншоу сверкнул злобный огонек.
— Ну, ничего, предоставьте его мне и моим молодцам. Если он спрятался между сараями, мы с ним за все рассчитаемся. А вам всем хватит топтать мои ягоды. Так вы говорите, он лазает по садам?
— Такие, как он, летом только тем и кормятся, — вставил мистер Мамби.
— Знаю я их, — добавил мистер Беншоу. — А собирать фрукты их не затащишь ни на один день.
— За него уже объявлена награда, пять фунтов, — сказал булочник.
Теперь вы видите, как самые гуманные побуждения могут иногда принести совершенно обратные результаты; во всяком
Он дождется сумерек, а потом выберется задами на луга и пойдет… куда? Он и сам не знал. Теперь он уже никому не доверял в этом огромном и чужом мире. Внезапно его охватила острая тоска по чистенькому, уютному домику садовника в Шонтсе. Как это, в сущности, получилось, что он оттуда ушел?
Надо было получше стараться в Шонтсе.
Надо было хорошенько слушать, что ему говорят, а не кидаться с вилкой на Томаса. Тогда он сейчас не был бы вором, за которым гонятся и за голову которого объявлена награда в пять фунтов стерлингов, а в кармане не лежали бы всего лишь три пенса, да колода засаленных карт, да коробка серных спичек и еще всякие предосудительные предметы, к тому же вовсе ему не принадлежащие.
Если бы можно было начать все сначала!
Такие здравые мысли одолевали Билби до тех пор, пока наступающие сумерки не напомнили ему, что пора отправляться в путь.
Он тихонько выбрался из своего убежища и расправил руки и ноги — они совсем затекли оттого, что он боялся шевельнуться, — и уже хотел осмотреть путь от двери сарая, как вдруг снаружи послышались крадущиеся шаги.
С быстротой ящерицы он юркнул назад, в свой тайник. Шаги затихли. Кто-то невидимый долго стоял, не двигаясь, будто прислушивался. Быть может, он слышал Билби?
Потом этот кто-то пошарил по стене сарая, ощупью отыскал дверь, она отворилась, и все замерло: незнакомец медлил на пороге, опасливо озираясь.
Наконец он ввалился в сарай, волоча ноги, и тяжело опустился на кучу рогож.
— А, черт! — послышался голос.
Голос бродяги!
— Не мальчишка, а сущее наказание! — бормотал бродяга. — Вот свиненок!
После этого сравнительно кроткого вступления он еще добрых
— Даже спички унес! — горестно воскликнул бродяга и еще некоторое время разрабатывал эту тему. — Сначала тот старый дурак со своим опрыскивателем… — В приступе ярости бродяга заговорил громче: — Под самым его носом умираешь от эпилепсии, а он окатывает тебя холодной водой! Умнее не придумал! Холодной водой! Да ведь эдак и убить человека недолго. А потом еще говорит, что хотел мне помочь! Хороша помощь! Скажи спасибо, что я не разбил твою дурацкую рожу! Старый ублюдок! Кто же это согласится, чтобы его за один шиллинг окатили водой, да так, что хоть выжимай! Я ж промок насквозь! Нитки сухой не осталось. А тут еще этот проклятый мальчишка дал стрекача…
— И что это теперь пошли за мальчишки! — укоризненно продолжал бродяга. — А все новомодные закрытые школы. Прибрал к рукам все, что мог, да и был таков. Тьфу ты! Ну, попадись он мне только, уж я его проучу. Я ему…
Некоторое время бродяга упивался планами будущей мести, вдаваясь подчас в чисто хирургические подробности.
— И еще та собака… Кто его знает, чем это кончится? Но уж если я взбешусь, то черт меня побери, если я их всех не перекусаю! Водобоязнь… Визжишь истошным голосом, изо рта пена. Нечего сказать, приятная смерть для человека, да еще в расцвете сил! Буду лаять, как собака… Лаять и кусаться…
— Вот он, ваш мир, — продолжал он. — Ткнете человека в эту яму я еще хотите, чтобы он был счастлив…
— А хорошо бы укусить того обормота в дурацкой шляпе! Я бы с удовольствием. Конечно, потом пришлось бы плеваться, но уж клок мяса я бы у него выдрал. Подумаешь, размахался своей мотыгой! Убирайся, мол, отсюда! Вот тебе тропинка! Сволочь! Засадить бы тебя куда следует!
— Где же справедливость? — взывал бродяга. — Какой в этом смысл, и какое у них право? Что я такого сделал, чтобы меня всегда топтали ногами? И почему мне всегда так не везет? Да куда ни глянь, всюду найдутся и похуже меня люди, а ведь как живут!.. Судьи всякие… Отъявленные мерзавцы. Священники и другие прочие… Читал я в газетах про ваши делишки…
— А кто козлы отпущения? Мы, бродяги. Кому-нибудь приходится страдать, чтобы полиция могла выставлять напоказ свою храбрость… Черт! Ну, погодите, я еще вам покажу… Я еще покажу. Доведете вы меня… Говорят вам…
Он вдруг умолк и прислушался. Билби неосторожно шевельнулся, скрипнула доска.
— А, черт, ничего не поделаешь! — снова заговорил бродяга после долгого молчания.
И, продолжая бормотать что-то невнятное, принялся ощупью готовить себе ложе на ночь.
— Выгонят и отсюда, я уж знаю, — бормотал он. — А ведь нежатся на пуховиках всякие, кто мне и в подметки не годится… Да, в самые дрянные подметки…
Последовавший за этим час Билби провел в мучительном, напряженном ожидании.
Прошло, казалось, бесконечно много времени, и вдруг он заметил три тоненьких лучика света. Он уставился на них с каким-то недоумением и ужасом, но тут же сообразил, что это сквозь щели в досках проникает лунный свет.
Бродяга метался и что-то бормотал во сне.
И вдруг… Шаги?
Да, сомнения нет. Шаги.
И голоса.
По краю поля, осторожно ступая, шли люди и тихонько переговаривались.