Билет без выигрыша
Шрифт:
– Плохо знаю русский, а у нас такую книжку можно только в Белфаст покупать... Может, ты нам поможешь?
– Давай в следующий раз, - сказал я.
– Я понимаю: блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, и так далее, но мне сейчас Сильвия нужна очень!
Франсуа махнул рукой.
– Ей сейчас не до тебя! Мы хотели позвать ее с нами, но она сказала... Патрик, как она сказала?
– Она сказала: козлы, идите отсюда! Ты не знаешь: почему козлы?
Я ответил, что долго объяснять, и рванул дверь.
Когда я возник на пороге, в глазах Сильвии отразилась гамма чувств:
– Ого!
– сказал я.
– Это не Богданчик - это Богдан Хмельницкий какой-то! Довел двух тевтонских барышень до таких, понимаешь, "Воплей Видоплясова"!
– До чего довел?
– Есть такая украинская рок-группа, Богданчик их песни тоже поет.
– Ах, какая ерунда ты говоришь! Я - несчастная, понимаешь?! Андреа всю ночь плакала, пила пиво. Потом я и мама приезжаем, а в коридоре - пьяный Богданчик! Я прохожу мимо, потому что нельзя, чтобы мама с Богданчиком знакомились! Ну, с таким Богданчиком, понимаешь? Я делаю вид, что его не знаю, а он обижается! И уходит в Москву - без денег, без всего... Это было ужасно, я думала, что он пропадет!
– Ну вы же не пропали в Киеве! А такой гарный хлопец, да еще в Москве...
Сильвия махнула рукой.
– Он не пропал, случилось еще ужаснее! Он вернулся совсем-совсем пьяный! И хочет знакомиться с мамой! В общем, я очень несчастная!
Я давно знал, что западная "свобода нравов" сильно преувеличена, во многих вопросах они более консервативны, чем мы, но в данном случае мысли занимало другое. "Мне бы ваши проблемы..." - думал я, выискивая предлог выцыганить денег. Повода не придумалось, и я рассказал все как есть.
– Ты тоже несчастный, да?
– почему-то возбудилась Сильвия.
– Как я? Нет, я хуже несчастная... Но я могу тебе помочь, то есть дать денег!
– Спасибо!
– сказал я с душой.
– Вышлю прямо завтра!
– Не надо!
– воскликнула она с жаром.
– Не надо высылать! Я дам просто так! А ты уведешь за это Богданчика!
Когда я выразил сомнение в том, что справлюсь с молодым, здоровым и национально озабоченным парубком, брови Сильвии в задумчивости сдвинулись. Но тут же раздвинулись:
– Тогда - уведи маму! Если хочешь, я пойду с тобой!
– А как же Андреа?
– не удержался я.
– Ты за порог, а она...
– Ах!
– сказала Сильвия.
– Теперь это неважно!
В качестве последнего аргумента я выдал услышанную от Патрика новость: на улицах могут появиться танки.
– Он с ума сошел, этот глупый ирландец! Панцер! Панцер! Как вы говорите... Ага, достал!
Из комнаты Джорджа,
Подойдя на станции "Новослободская" к мозаичному панно с изображением молодой мамаши и младенца (что-то вроде пролетарской мадонны), мама начала щелкать затвором. Панно прославляло мир во всем мире, я взялся это объяснять, но мама уже переключила внимание на личность в рваном пальто и с кошелкой, полной бутылок. Заметив нацеленный объектив, личность картинно выставила кошелку: вот, мол, чем на жизнь зарабатываем! Следующий кадр запечатлел рваную поддевку, которую открыло распахнутое пальто, затем из кармана извлекли початую бутылку портвейна и, скосив глаза, сделали глоток.
Кажется, мама не ожидала того, что "актер" приблизится и нахально протянет руку.
– О, майн гот!
– пробормотала Сильвия.
– Вы уже стали, как негры в Африке! Сколько ему дать денег, как думаешь? Одна марка - хватит?
– Вполне, хотя лучше рублями. А насчет негров - это ты точно подметила. Только просим мало: мы же не зулусы какие-нибудь - если уж продаваться, так хотя бы дорого!
На "Белорусской" я подвел гостью к монументу, который щетинился автоматами ППШ и пулеметами Дегтярева.
– Ди партизанен, - сказал я.
– Пух, пух, пух! Унд Гитлер капут!
– Хитлер?
– Мама принялась озираться, будто ожидала обнаружить где-то неподалеку скульптуру поверженного фюрера. Вместо него, однако, бочком приблизился еще один бомж, так что пришлось перемещать гостей на "Комсомольскую". Мама осмотрела и кольцевую, и радиальную, продолжая щелкать камерой. У очередного панно с изображением землекопов, каменщиков и прочих столяров-плотников она опять в изумлении застыла, после чего, будто из ППШ, выдала аппаратом очередь щелчков.
– Это - русские рабочие!
– заговорил я.
– Строят метро. А может, Днепрогэс строят или Магнитку - не знаю. Так сказать: арбайт махт фрай! Работа делает свободным!
Мама опять с удивлением на меня посмотрела, а Сильвия закатила глаза к потолку: попался же, блин, экскурсовод!
– Ну что, поднимемся наверх?
– бодренько продолжил я.
– Метро - это ведь условная реальность, настоящая жизнь - там, на вокзалах! Давайте на лестницу-чудесницу и, так сказать, форвертс!
В первую очередь направились к бюсту Ленина. Я объяснял, что Москва всегда отличалась консерватизмом, поэтому здесь - Ленин, а вот на Московском вокзале в Петербурге... И тут я заметил Жору: тот лежал внутри квадратного бордюра, отделявшего вождя от прочих смертных, и мирно храпел. Шляпа валялась рядом, я поднял ее, затем толкнул приятеля.