Билет на ковер-вертолет
Шрифт:
— Ерунда, я не особо тороплюсь.
— Приятно встретить милого человека. А то другие подлетят и давай орать: «Живо чек пробивай! Ишь, мусолит тут тысячи!» Не понимают, что, если просчитаюсь, потом из своих докладывать придется, — мирно забормотала кассирша, умащивая стопку рублей в ящике. — Некоторые прямо на купюрах количество в пачке или сумму пишут, а мне подобное не нравится. Деньги надо уважать…
Внезапно в моей голове ожило воспоминание. Вот Антон Макаркин демонстрирует обнаруженный в шкафу «сейф», снимает с жестяной коробки
Потом в памяти всплыла иная картина. Вера Данильченко роняет кошелек, из него вылетает купюра, и на ее поле стоит ярко-фиолетовая подпись «100».
Мгновение я стояла, пытаясь соединить вместе части головоломки, потом ринулась на улицу.
— Эй, — закричала кассирша, — стойте, я уже могу пробивать! Вы куда?
Но я расхотела и есть, и пить, в душе осталось лишь одно желание: поговорить немедленно с Данильченко.
— Чего тебе? — недовольно буркнула Вера, впуская меня в прихожую. — Извини, не ждала гостей. Кавардак в квартире, вон пылесос вытащила, затеяла уборку…
— Сколько денег дал тебе Макаркин за молчание? — каменным голосом спросила я.
Глазенки Данильченко забегали из стороны в сторону.
— Ты, никак, напилась… — не слишком уверенным голосом ответила пронырливая контролерша. — О чем болтаешь?
Но у меня не было ни сил, ни желания медленно загонять противную сплетницу в угол.
— Знаешь, кем работаю? — насела я на Веру.
— Книжонки пишешь, — ответила Вера. — Я, правда, их не читала, таким не интересуюсь, но сериал гляжу. Ниче получилось, Ленинид там зверь. Слышь, Вилка, правду бабы говорят, что он сидел?
— Да! — рявкнула я. — Причем не один раз! Мой папашка уголовник, никакой тайны тут нет. Представляешь, какие у него друзья?
— Господи… — перекрестилась Данильченко.
— Теперь, когда он стал звездой экрана, все криминальные авторитеты Москвы его фанаты!
— Ой… — посерела Вера.
— А муж мой, Олег Куприн, служит в милиции. Поняла?
— Ч-ч-то? — начала заикаться Данильченко. — Что поняла?
Я указала на обшарпанную табуретку, стоящую у входной двери.
— Скажи, Верунчик, зачем тут мебель?
— Ну… э… ботинки снимать лучше сидя, — нашлась Вера.
— Оно верно, только ты все свободные дни напролет проводишь у глазка. И дверь у тебя всегда приоткрыта, ноги-то устают, а сядешь на табуреточку, расправишь уши и мотаешь на ус информацию…
— Ну и чушь тебе в голову пришла! — попыталась изобразить возмущение Вера, но я моментально остановила ее:
— Лучше скажи правду, иначе на тебя с одной стороны наедет Ленинид с приятелями, а с другой налетит Олег с ментами. Выжить тебе в таких условиях — без шансов.
Данильченко схватилась рукой за шкаф.
— Я ж ничего плохого не делаю…
— Верно, только следишь за соседями.
— Нет, просто у меня хороший слух, — стала отбиваться сплетница, — уловлю посторонний звук и несусь посмотреть, что случилось. Времена нонче сама знаешь какие, мало ли кто шалит, пригляд нужен.
— Сколько тебе дал Антон?
— Вилка!
— Быстро называй сумму! Раз, два… Смотри, сейчас позову Лининида, он как раз в квартире сидит.
— Тридцать тысяч, — плаксивым голосом вымолвила Вера.
— За что?
— Э… э… ну… в общем… Ничего противозаконного не делала, спасла Макаркина. Только он мне не платил.
— Ты же сейчас сама сказала про тридцать тысяч, — мгновенно уличила я Веру во лжи.
— В долг взяла.
— Понятненько. Ладно, собирайся.
— Куда? — затряслась Данильченко.
Я села на табуретку.
— Так в милицию.
— Зачем?
— Посадят тебя, Вера, за обман следствия. То-то бабам радость будет: местную совесть за хвост поймали, всех осуждала, поучала, а сама-то! Не просто рыло в пуху, все тело в перьях!
— Враки! Говорю одну лишь правду.
— Но не всю.
— Может, чего и забыла, — затараторила Вера, — так простительно, не девочка уже, память подводит.
— Не переживай, в ментовке умеют бороться со склерозом.
— Даже с места не сдвинусь! — уперла руки в бока Вера.
— Ладно, — кивнула я и встала.
— Эй, ты куда? — встрепенулась хозяйка квартиры.
— Пойду позвоню мужу, пусть сюда группу захвата пришлет. Мой тебе совет: увидишь в глазок мужиков в камуфляже и черных шлемах-масках, лучше немедленно отпирай замок, а то мигом сломают дверь и новую потом за свой счет ставить придется…
Данильченко прижала руки к груди, я же очень спокойно, с самым участливым выражением на лице продолжила:
— Хотела тебе помочь, пришла уладить дело осторожно и тихо, подумала, что шум Вере ни к чему. Ответит она, думала, спокойно на мои вопросы, прояснит ситуацию и станет дальше мирно жить. Но, увы, ты выбрала иную линию поведения. Ладно, побегу, дел полно. Кстати, у тебя сухари есть?
— Ванильные? — ошарашенно спросила сплетница.
— Любые, лучше черные, — очаровательно улыбнулась я. — Не следует выделяться из толпы, зэки не любят тех, кто высовывается, ванильные живо отнимут. Вот что, пока времени немного есть, включи духовку, сделай себе сухариков, а то вечером, в камере, захочешь перекусить, ан нечем.
Оставив Веру стоять столбом, я вышла на лестницу и нарочито медленно принялась спускаться по ступенькам вниз. Данильченко догнала меня у входа в нашу квартиру.
— Вилка, стой! — зашептала она, хватая за рукав. — Давай поговорим.
— Я предлагала диалог, но ты отказалась…
— Может, к вам зайдем? — нервно предложила Вера.
— Проходи, — улыбнулась я.
— Дома кто есть? — опомнилась «местная совесть».
Я быстро впихнула Данильченко в прихожую, дотянула сплетницу до своей спальни, сунула в кресло и велела: