Билет на ладью Харона
Шрифт:
И далеко не всякий (всякая) из штатских приятелей умели понять, где рисовка, а где – подлинная суть этих крепких, с обветренными лицами, уверенных в себе парней.
По крайней мере, наиболее эффектные девушки из «хороших семей» к юнкерам относились не слишком доброжелательно. Называли между собой «сапогами». Что, естественно, вызывало ответные настроения.
Может быть, и с Татьяной у него не сложилось, потому что она перед своими друзьями и подругами стеснялась этого знакомства.
Сергей подумал, что окажись сейчас на его месте Вадим, настоящий интеллигент
Радио в машине вдруг замолчало.
Просто сразу и напрочь. Только треск атмосферного фона в динамиках.
Бывает и такое. Внезапная поломка на станции. Или – непрохождение радиоволн через линию грозового фронта. Вон он, кстати, завиднелся на горизонте. Слева и немного сзади по-прежнему припекает высоко уже поднявшееся солнце, а спереди наползает стена серо-синих кучевых облаков. И вроде бы даже погромыхивает отдаленный гром.
Вставать ради того, чтобы перенастроить приемник, Сергею было лень. Он только что избавился от одной проблемы, и затеваться с новой, пусть и несравненно меньшего масштаба, не было ни малейшего желания.
Уж больно хорошо сиделось – на обочине абсолютно пустой дороги, где, сколько хватает взгляда, ни одной машины, ни попутной, ни встречной. Оно и понятно, слишком еще раннее утро. Зачем и куда в этот час ехать жителям Благодарного и Воронцово-Александровки, между каковыми селами он в данный момент находился? Вот начнется уборка урожая, тогда и ночью будут мотаться груженные зерном машины между полями, токами, железнодорожными станциями, а пока – тишина и сонный покой.
Как ни растягивал Сергей удовольствие, бутылка пива все же закончилась. Отставив ее в сторону – вдруг кому-то и пригодится, – Тарханов с сожалением посмотрел на догоревшую до мундштука папиросу, вдавил окурок в щебень на обочине. Что ни говори, еще один мелкий, но приятный эпизод в жизни закончился.
Отряхнул сзади брюки и снова сел за руль.
Пятигорская станция по-прежнему молчала, и он перенастроился на Ставрополь. Вот же черт, как специально, тамошние ребята поставили старую-престарую пластинку:
Скоро осень, за окнами август, За окном пожелтели листы, И я знаю, что я тебе нравлюсь, Как когда-то мне нравился ты…Садизм какой-то. Именно эту вещь исполнял маленький оркестрик в кафе «Кругозор» в тот вечер, когда Тарханов навсегда, как ему представлялось, прощался с Татьяной.
Горечь ситуации несколько смягчалась только тем, что их за столиком было аж три пары, поэтому до душещипательных и совершенно тупиковых тем разговоры не доходили. Все присутствующие бодрились и веселились почти естественно.
А если бы он вдруг сказал тогда Татьяне: «Плюнь на все, выходи за меня замуж, и поедем вместе на Сахалин», – что бы из всего этого вышло?
Попал бы тогда неизвестно какому времени принадлежащий капитан Тарханов на горный перевал вместе с отчаянным доктором или мирно служил бы сейчас в очередном далеком гарнизоне, окруженный на досуге любящими женой и детьми, отнюдь не забивая себе голову всяческими глупостями из разряда ненаучной фантастики?
Сергей, на секунду бросив руль («Мерседес» отлично держал дорогу), сунул в рот очередную папиросу.
Кто бы мог подумать, что на мрачного внешне и резкого в поступках полковника могут так действовать вполне рядовые по художественным достоинствам песенки?
А вот действуют же, и настолько, что чуть сентиментальную слезу не вышибают.
Далеко впереди на дороге вдруг сверкнул яркий солнечный блик. Прямо в глаза.
Тарханов прищурился.
Встречная машина. Впервые за полчаса. Движется навстречу очень медленно. Или вообще стоит. Инстинктивно он тоже сбросил скорость, пошел накатом. Вдруг помощь потребуется или еще что…
Еще полминуты, и стало видно, что это – очень старая «Волга», двадцатилетней, не меньше, давности. Буроватого какого-то цвета. От времени выцвела из кофейного или, наоборот, потемнел от ржавчины исходный бежевый?
Тянется еле-еле, километров пятнадцать в час, не больше. И сильно дымит. Кто за рулем, пока не разобрать. Но водитель еще тот, очевидно.
За сотню метров «Волга» замигала фарами и остановилась совсем.
Пока Тарханов тормозил, дверца встречной машины распахнулась, и на дорогу, несколько слишком резко, выпрыгнула девушка. Сергей даже присвистнул. Воистину, чудное видение, незнамо каким образом явившееся на глухой степной дороге.
Лет двадцати на вид, высокая, тоненькая, с коротко подстриженными светлыми волосами, одетая в узкий светло-синий костюмчик полувоенного покроя, только погон и петлиц не хватает. Юбка такая короткая, что открывает колени. Для здешних консервативных краев достаточно смело. Если даже и в крупном уездном центре, вроде Воронцовки, она в таком виде появится на улицах, вслед ей мужики наверняка будут оборачиваться, а почтенные старушки – отпускать нелестные эпитеты.
Само по себе нескромно так одеваться, а уж с ее вызывающе длинными ножками, обтянутыми алыми чулками, – тем более. Здесь по селам и станицам до сих пор предпочитают видеть своих дочек и внучек одетыми более традиционно.
Приезжая, наверное. Несет веяния передовой столичной моды отсталым аборигенам.
Правая дверца открылась тоже, и появилась вторая девушка, очень похожая на первую, только постарше и одетая в летний сарафан нормальной длины.
И только тут Тарханов сообразил, что не только в ножках и юбках дело, и лица у девушек были очень привлекательные, но у младшей все же поинтереснее.
Словно боясь, что незнакомец сейчас вдруг даст по газам и умчится, девушки замахали руками, а водительница смело загородила «Мерседесу», и так уже остановившемуся, дорогу.