Билет на Марс
Шрифт:
— Принес я… наверное… — неуверенно протянул он, хотя сразу же вспомнил, что ленту оставил возле куста жимолости.
— А ну, иди покажи!
Юлька встал и, волоча сразу отяжелевшие ноги, прошел к палатке. Они пересмотрели все закутки, даже заглядывали под походные кровати, но мерной ленты нигде не было.
— Признайся честно — в лесу оставил? — строго спросил дядя Ваня, когда они вернулись к костру.
— Ну да, верно, оставил… На той поляне, где костянику ели…
— Сейчас же иди, найди и принеси! — В голосе дяди Вани прозвучала решимость.
Это Юлька почувствовал сразу, и он только смог робко сказать:
— Скоро
— Успеешь. Иди! В следующий раз не оставишь.
И Юлий пошел. Гешка поднялся с колодины, но Петр Петрович, положив руку на Гешкино плечо, посадил его обратно.
— Он виноват, пусть и отвечает. Потакать не нужно. Это будет ему уроком!
На пабереге было светло, но в лесу уже легли сумерки. Весь подлесок слился с деревьями, и только вершины елей четко вырезались на небе, окрашенном на западе в лимонно-красный цвет. Из-за отсвета лес казался мрачным, зловещим. Ветер затих, птицы примостились спать на ветвях, в своих гнездах.
Юлька чуть не бегом поднимался по каменистой тропинке. Удары подошв по камням, биение его сердца, казалось, разносились по всему лесу.
Когда Юлька добрался до поляны, сумерки стали еще гуще. Юлька сразу нашел куст жимолости и, вглядываясь в темноту, начал искать ленту, но ничего не было видно. Тогда он присел и, хлопая ладонями по траве, начал шарить, пока пальцы его не наткнулись на холодное железо. Юлька облегченно вздохнул и потянул ленту к себе. И вдруг за его спиной раздался протяжный, словно вздох, крик: «Фу-бу-у-у!..»
Юлька вздрогнул и, не поднимаясь на ноги, оглянулся. Позади, из темной чащобы, глядели на него два зеленых глаза. Юлька почувствовал, как лоб его стал мокрым от пота, а по спине побежали мурашки. Не было сил подняться на ноги. Но вот зеленые глаза на миг потухли и снова загорелись, как показалось Юльке, ближе и ярче. Страх, какого он еще никогда не испытывал, охватил Юльку. Он прижал к груди круг мерной ленты и заорал.
Огоньки потухли, и над головой, меж двух высоких елей, бесшумно промелькнула птица. «Филин», — догадался Юлька, и догадка приободрила его.
Юлька вскочил на ноги и что было сил бросился вниз по тропинке. Ветви стегали его по лицу, два раза он споткнулся о камни и кубарем перелетел через лежавшую поперек тропинки лесину.
Остановился Юлька только вблизи лагеря. Сквозь заросли был виден яркий свет костра и темные силуэты людей вокруг него.
Юлий с полчаса стоял за кустом, унимая дрожь. Успокоившись, заправил рубашку, поплевал на ладони, пригладил волосы и только тогда вышел на поляну. Нарочно, чтобы все слышали, вешая ленту, он звякнул ею о камень.
Довольный и гордый собой, Юлька подошел к костру и, не садясь, чтобы видели его, протянул руки к огню. Но никто не обратил на Юльку никакого внимания, только дядя Ваня спросил:
— Чаю выпьешь?
Юлькин отец работал бухгалтером. Нет в мире профессии более сидячей и спокойной, чем эта. И все бухгалтеры, кажется, под стать ей. Но Юлькин отец не таков.
По его неугомонному характеру, смелости и решительности старшему Малямзину больше шло бы руководить какой-нибудь экспедицией, чем перебрасывать четки на счетах. Мастер на все руки, он мог стачать сапоги, смастерить лодку, сложить печь в доме. В сезон охоты целыми днями пропадал в тайге и не возвращался без добычи: рябчиков, косачей или красавца бронзовогрудого — глухаря. Несколько раз старший Малямзин ходил на медведей. В доме были две медвежьи шкуры: одна покрывала сундук, а вторая лежала возле кровати. Случалось, сбивал он с кедра притаившуюся на суку хищницу рысь. Слыл Юлькин отец и отменным рыболовом.
Юлька очень любил своего отца, но тот, к немалому огорчению сына, всегда относился к нему как к малому дитю-несмышленышу и на охоту с собой не брал.
А какому мальчишке не хочется поскорее стать самостоятельным? Иметь свое ружье и ходить с отцом на охоту, рыбачить, где и когда захочется.
И вот теперь Юлька решил доказать отцу, что он уже не прежний Юлька, который был неделю назад, а другой — самостоятельный, отважный. Юлька будет спать не дома на кровати, а переберется на сеновал. Он считал это высшим проявлением бесстрашия и мужества. Поэтому как-то вечером за ужином Юлька громогласно заявил, что отныне спать будет один, на сеновале.
— Сон на свежем воздухе закаляет человека. Все врачи так говорят, — закончил он свою речь.
Отец внимательно взглянул на Юльку, и тот уловил в его взгляде такое, что заставило радостно забиться сердце. Но мама, как всегда, волновалась:
— Да как же ты один? Да можно ли это!.. Простынет там ребенок! Володя, да скажи ты ему!..
Но отец нетерпеливым жестом остановил маму:
— Пусть привыкнет к самостоятельности. Пора! Он уже не ребенок.
Еще засветло Юлий перенес на сеновал подушку, подстилку и старенькое, вытертое солдатское одеяло. Расстилая постель, Юлька понял, что поступил все-таки опрометчиво. Темнота уже забралась в углы, и казалось, что там кто-то спрятался. Юлька, стараясь не поднимать глаз, торопливо постелил постель и слез с сеновала.
Остаток вечера Юлька провел в нудном беспокойстве. Мама ласково упрашивала его:
— Спал бы ты дома, Юлий! Кто тебя гонит!
Юлька бросал недвусмысленные взгляды на отца. Если бы отец хоть одним словом заикнулся о том, чтобы он ночевал дома, Юлька не моргнул бы глазом и остался. Но отец сидел за столом, о чем-то думал и хитро улыбался.
Наверное, с таким же волнением, беспокойной сутолокой провожали раньше путешественников в далекие края, с каким провожали вечером Юльку на сеновал. Мама взывала к благоразумию, Васька ревел пронзительным, пароходным голосом. И только отец не сказал ни слова. А когда они вдвоем вышли на темный двор, он похлопал Юльку по плечу;
— Ну, сын, будь мужчиной!
Этот простой жест отца, обычно скупого на ласки, подбодрил Юльку, и он, нашарив в темноте приставную лестницу, торопливо забрался на сеновал.
Сделав только один шаг от лаза, Юлька замер в испуге. Каким таинственным и чужим показался ему сеновал, до стрех набитый свежескошенным сеном! Густая сплошная тьма, ни щелочки, ни одной щепотки света — словно посадили Юльку в чернильную бутылку да еще и заткнули горлышко пробкой.
Юлька зажмурил глаза, ясно слыша стук своего сердца. Простоял, не двигаясь, несколько минут, а когда открыл глаза, то увидел вправо синеватый полукруг продуха, вырезанного во фронтоне крыши. Вытянув руки, нащупывая ногами дорогу, пошел он на этот полукруг, усеянный звездами.