Билет в ад
Шрифт:
— О, ну наконец-то! Я тебе уже звонил!.. — воскликнул Коньо.
— Что у тебя?
— Все очень странно… «БМВ» на месте. Но… этой ночью в доме убита женщина. В том самом доме, где на ночь остановилась наша подруга…
Тома постарался с честью выдержать новый удар. Значит, сожительницу Тевеннена тоже убили?..
— А что с мальчишкой? — спросил он.
— Нет, ты не понял. Это не Шарли Тевеннен убита. Другая женщина. Причем совсем недавно. Наши коллеги уже были там, когда мы подъехали. У меня уже есть все данные: имя и точный адрес жертвы. Похоже, дело рук маньяка. Ее насиловали, пытали… в общем, кошмар.
Тома,
— А жена Тевеннена все еще там?
— Нет, ее уже нет. Там сейчас целое столпотворение, но ее нет. Ни ее, ни мальчишки…
Мысли Тома смешались. Итак, Тевеннен убит у себя в доме этой ночью… Женщина, у которой остановилась его жена в ту же ночь, тоже убита, причем зверски. Какая связь?.. И где сейчас эта Шарли?
Он отсоединился, не переставая задавать себе вопрос: но почему же ту женщину пытали и насиловали?..
— Ты мне объяснишь наконец, что происходит?
Тома обернулся. Орели стояла, уперев руки в бока, с видом женщины, которая под утро встречает пьяного мужа, наконец вернувшегося домой. Тома собирался все ей объяснить сразу же после того, как они обнаружат тело. Но… нет тела — нет дела. Он чувствовал себя полным идиотом.
Не отвечая, он еще раз обвел глазами комнату, ненадолго задержавшись на огромном экране телевизора, словно ожидал, что там сейчас появится объяснение.
И вдруг он заметил что-то под самым потолком, над стеллажами. Какой-то отблеск, промелькнувший буквально на долю секунды…
Он нахмурился, затем, по-прежнему не говоря ни слова, направился в кухню.
Орели Дюбар, глубоко задетая полным отсутствием внимания к себе, но слишком гордая для того, чтобы пытаться его привлечь, осталась в гостиной. Тома вернулся через минуту, неся небольшую лестницу-стремянку.
Скрестив руки на груди, Орели наблюдала, как он поднимается по лестнице, протягивает руку к верхней полке стеллажа, затем проводит ею вдоль длинного провода, тянущегося от настенного светильника.
Затем Тома порылся в карманах, после чего начал откручивать наверху какую-то детальку — по крайней мере, так показалось Орели. Она не понимала смысла его действий, но они вызвали у нее невольное любопытство.
Через минуту у него в руке оказался какой-то небольшой предмет, который он принялся вертеть перед глазами так и сяк.
Наконец Орели не выдержала:
— Что это?
— Камера.
— Что? — изумленно переспросила она.
— Мини-камера, — уточнил Тома, протягивая ей предмет, лежащий у него на ладони.
Когда Орели приблизилась, она перехватила взгляд его темных глаз, в котором прежнее вожделение сменилось суровостью. Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга.
— За ними наблюдали… И между прочим, за нами сейчас тоже, возможно, наблюдают, — произнес он. — Дом Тевеннена был под постоянным видеонаблюдением.
23
Давид не мог оторвать изумленного взгляда от женщины, сидевшей рядом с ним на водительском сиденье. На ней были огромные темные очки, а на голове возвышалось нечто невообразимое из черных набриолиненных прядей, стоявших торчком, как иглы дикобраза.
На мгновение она отвлеклась от дороги и повернула голову к нему:
— Давид, ну перестань уже смотреть на меня как на монстра!
Сдвинув очки на лоб, она подмигнула ему, и Давид невольно улыбнулся:
— Извини, мам, но я тебя не узнаю… ты похожа на певицу с Эм-ти-ви! На Аврил Лавинь, например…
Шарли, улыбаясь,
— Аврил Лавинь блондинка, радость моя. И у нее длинные волосы.
— Ну тогда… на Пинк.
— Да, в самом деле, у Пинк короткие волосы, но она тоже блондинка… с розовым оттенком.
— Вообще-то да… То есть… я не знаю, они постоянно меняют имидж… ладно, тебе видней. Просто ты сама на себя не похожа! Ты выглядишь как… ну, певица с Эм-ти-ви, и все тут! Иначе не скажешь!
Шарли снова улыбнулась. Да уж, имидж певицы с Эм-ти-ви — не лучший для встречи с матерью после десятилетнего молчания… но сейчас ей не хотелось об этом думать.
Сейчас она наслаждалась короткой передышкой — рядом с Давидом, в тепле и уюте автомобильного салона.
Утро выдалось хлопотным. Давид еще спал — глубоким, свинцовым сном, — когда Шарли выскользнула из номера отеля, не разбудив сына и ничего ему не сказав, чтобы лишний раз не беспокоить. Сначала она зашла в салон-парикмахерскую, где ей и создали этот новый, слегка гротескный имидж, затем — что было самым главным — позвонила во «Французкие лотереи» и объявила о своем выигрыше. Конечно же от нее потребовали сообщить данные удостоверения личности, и она назвала данные единственного документа, который могла предъявить без особого риска: акта гражданского состояния. Она не была уверена, что ее фальшивый паспорт выдержит серьезную проверку, и понимала, что тридцать четыре миллиона евро не отдадут первому встречному. Что касается Шарли, гражданской жены и убийцы Сержа Тевеннена, она исчезла навсегда, почти одновременно со своим сожителем. Осталась Анн Шарль Жермон, воскресшая из небытия после десяти лет пребывания в коме. Странно, еще совсем недавно Шарли была уверена, что ей никогда больше не понадобится удостоверение ее реальной личности, и однако вот очевидный факт: она едет по дороге, ведущей в Сен-Клу…
…к дому у озера…
Почему она решила выбрать именно это место, которое предстало Давиду в одном из его «видений», Шарли не знала. Может быть, она предчувствовала, что это неспроста?.. Что в этом есть какой-то смысл… возможно, даже необходимость? Сказать матери последнее «прости», не сказанное за все десять лет после бегства юной Анн Шарль из наркологической клиники. Поставить последнюю точку перед окончательным отбытием в неизвестность, без всяких шансов на возвращение. И наконец, показать матери Давида. Но в то же время внутренний голос нашептывал Шарли, что это безнадежная и совершенно напрасная затея.
Дом у озера… Возможно, однако, отправиться туда было ее собственным, чисто рефлекторным побуждением: хотя Шарли ни за что бы себе в этом не призналась, но она инстинктивно искала защиты у матери, как любой человек в самые трудные моменты жизни.
И потом, всего через несколько дней, самое позднее — недель ее мать обязательно увидит в газетах или даже по телевизору ее фотографию с комментариями, вроде: «Трагедия в семье полицейского… разыскивается убийца… опасная преступница…» Рано или поздно полицейские проследят весь ее путь: ее опознает и портье из отеля, и представитель «Французских лотерей»… ведь прическа типа «Взрыв на макаронной фабрике» вряд ли так уж сильно ее изменила… В конце концов они явятся и к ее матери. Шарли понимала, как та отреагирует на все это, и хотела, чтобы мать запомнила ее как адекватное существо, нормальную женщину, любящую своего сына, а не как бывшую наркоманку, ставшую убийцей.