Билет в ад
Шрифт:
Его лицо вплотную приблизилось к лицу Шарли — бледное, осунувшееся, с выступившими от переизбытка эмоций красными пятнами. Сузившиеся глаза сверкали, как два стальных лезвия, редкие светлые волосы прилипли к влажному от пота лбу. Шарли почувствовала, как его пальцы еще сильнее сжали ее горло — длинные, бледные и влажные пальцы… скорее женские, чем мужские.
Ей не хватало воздуха, но она знала, что не должна проявлять ни малейшей слабости. В этом она уже достаточно напрактиковалась за годы жизни с Тевенненом. Там, где большинство женщин попросту сдались бы, она знала, как нужно действовать. Это не всегда помогало
— Я… я никогда не считала Брижитт жирной уродиной… — с трудом произнесла она. Это было первое, что пришло ей на ум. Кроме того, это было абсолютной правдой. Все меньше воздуха… На глазах Шарли выступили слезы. — И я… понятия не имею… что ты за человек.
Она едва могла вздохнуть. Перед глазами заплясали черные точки. Не сдаваться. Не терять сознания. Ради Давида… ради Давида…
— Так, значит, для того… чтобы меня убить… ты меня сюда привел?
Кольбер растерянно моргнул. Видимо, он ждал какой-то другой реакции — страха, мольбы о пощаде…
Он ослабил хватку, по крайней мере настолько, что Шарли смогла свободно дышать, но по-прежнему крепко прижимал ее к стене.
Шарли с жадностью сделала глубокий вдох, потом еще один… Черные точки перед глазами исчезли, зрение прояснилось. Несколько секунд они с Кольбером пристально смотрели друг на друга — Шарли пыталась уловить в его глазах хотя бы намек на то, что он собирается сделать, но взгляд Кольбера был непроницаемым.
В полной тишине ей вдруг показалось, что она расслышала какой-то шум снизу, с первого этажа. Совсем слабый… Вот опять!..
Она ощутила новый прилив надежды. Джорди?.. Может быть, ему пришла в голову та же мысль, что и ей, когда он узнал о похищении Давида?..
Шарли нашла в себе силы, по-прежнему не отрываясь, смотреть в глаза Кольбера, чтобы не выдать своего волнения. Одновременно боковым зрением она старалась отыскать хоть что-нибудь, что могло бы послужить оружием или средством защиты. Пистолет Кольбер у нее отобрал, и она не успела разглядеть, куда он его дел. Сунул за пояс?..
— Твоего сына тебе ужасно не хватает, правда?
Это был удар прямо в сердце.
— Где он? С ним… все в порядке? — Шарли готова была проклинать себя за этот жалобный, умоляющий тон, но последний вопрос жег ей губы с того самого момента, как она сюда попала. Теперь у Кольбера было очевидное преимущество перед ней, и она сама дала ему в руки лишний козырь.
— Понятия не имею… Меня это не интересует. Я к нему даже не заходил. Ты ведь и сама знаешь, на что он способен, не так ли?
И Кольбер засмеялся странным смехом, похожим на визг. Шарли ощутила во рту горький привкус желчи. В этот момент она испытывала к своему врагу чистую, беспримесную ненависть. Не за то, что он сделал с ней, а за то, что он сделал с Фабианом, с Брижитт и вот теперь — с Давидом. Именно этот человек был причиной всех ее бед. Пусть даже и не имел никакого отношения к ее «лечению» с помощью допамнезина.
— Ты хочешь знать, жив он или мертв, да? В конце концов, кто поручится, что я не прикончил его сразу же?
И снова этот жуткий визгливый смех…
Шарли почувствовала, как мир вокруг нее зашатался, вот-вот готовый рухнуть.
«Джорди, где ты? Как я могла настолько обезуметь, чтобы посчитать себя способной в одиночку…»
— Впрочем,
Он играет с ней? Хочет предложить ей сделку?..
И вдруг она все поняла. Ему нужна была не только она, а еще и… Ну да, ведь теперь он тоже знал про лотерейный билет!
— Пойдем проверим, Шарли. Вместе. Так уж и быть, я разрешу тебе заглянуть в палату и лично выяснить, как обстоят дела. Это не будет тебе ничего стоить. Ну почти ничего. Всего каких-то тридцать четыре лимона.
Снизу опять донесся шум. Неужели Кольбер и правда ничего не слышит?..
Но, судя по всему, так и было — он слишком упивался своим триумфом.
Нужно торговаться. У нее был главный козырь в рукаве — лотерейный билет.
— А что потом? — спокойно спросила она. — Где гарантия, что ты дашь моему сыну спокойно уйти?
Он холодно взглянул на нее и сильнее стиснул пальцы на ее горле — словно для того, чтобы напомнить, кто контролирует эту игру.
И тут внизу раздался звонок мобильного телефона.
72
Тома буквально подпрыгнул, услышав этот звук, и торопливо достал из внутреннего кармана мобильник, чтобы отключить. Но перед этим он все же проверил, кто звонил. Орели.
Затем снова схватил пистолет и продолжал путь в полумраке центрального холла.
Ему было не по себе. Да что там, чертовски страшно.
Страх охватил его, едва лишь Тома переступил порог. Белые чехлы на мебели, в темноте похожие на привидения, слабый свет, сочившийся через отверстия в ставнях, в лучах которого кружилась многолетняя пыль, гнетущая атмосфера, пронизанная отчаянием и трагедиями прошлых лет, — все это создавало ощущение угрозы, неясной, но вполне реальной.
Тома шел, держа пистолет наготове, стараясь ступать как можно бесшумнее. Он слишком хорошо знал правила и не мог не отдавать себе отчет, что нарушил их: единственным оправданием незаконного вторжения могла служить лишь интуитивная догадка о том, что похищенный ребенок находится здесь, хотя и в этом случае его могли обвинить в том, что он не дождался подкрепления. И это не говоря уже о его принадлежности к ГИС и об отсутствии опыта — и то и другое могло дорого ему обойтись. Подумать только: парень из ГИС, вместо того чтобы протирать штаны в своем кабинете на набережной Орсей, с оружием в руках незаконно проникает в частные владения, где могут находиться преступники, да еще при этом оказывается таким идиотом, что забывает отключить мобильник!
И вот теперь он чувствовал страх. Настоящий. Тот самый, которого никогда не испытывают киношные полицейские, но от которого у полицейских реальных встают дыбом волосы на затылке, а яйца сжимаются до размера виноградин. Потому что следы привели его к трупу пожилого мужчины с перерезанным горлом. А сейчас он услышал голоса, донесшиеся со второго этажа. Кажется, один был мужской, другой — женский. Значит, звонок его мобильника тоже кто-то услышал.
Тома нырнул в темный боковой коридор. Подождал несколько минут. Затем вернулся в холл. Здесь было по-прежнему пусто. С верхних этажей не доносилось ни звука. Во всей клинике «Надежда» стояла пугающая тишина. Несмотря на холод, почти такой же, как на улице, Тома чувствовал, как по спине стекают капли пота.