Билет в никуда

Рогожин Михаил Владимирович

– Может, вступим в переговоры?

Кишлак вскочил и заорал:

– Делай, что тебе говорят! Советник нашелся тут! Скрипач отправился вниз, где столкнулся с Александром.

– Ну?

– Что ну? Стрелять начнем, – буркнул тот в ответ на вопрос.

– А смысл?

– Дотянуть до вертолета.

– А если он вообще не прилетит? Погоди, я схожу к Кишлаку. Скрипач, не питая никаких надежд, прислонился к стене.

Он-то уж давно смирился с фантастическим упрямством Кишлака. Но отговаривать Кургана не решился и стал прислушиваться, ожидая услышать истерический крик из-за двери.

Кишлак

заорать не успел, потому что Александр злорадно заявил:

– Как нам менты помогают!

– Ты о чем?

– Погляди на этих стариков. Они будут тащиться к воротам минут сорок. За это время целая эскадрилья может прилететь!

Кишлак уже привык прислушиваться к Кургану. Тем более что тот никогда не настаивал на своем. А так, бросал на обсуждение.

– Думаешь, долго?

– Уверен.

– Догони Скрипача, ему-то ведь только прикажи стрелять, канонаду устроит. Сам проследи, чтобы писатели не бежали вприпрыжку. Особенно шустрых возвращайте.

Александр пошел вразвалочку, будто никакой опасности и не существовало. Положил руку на плечо Скрипачу и повторил разговор с Кишлаком. Потом подтолкнул:

– Иди, а то они от страха поумирают.

Процессия получилась довольно живописная. Первым ковылял на костылях всевластный когда-то редактор журнала. За ним – литературная дама необъятных размеров. Шла она с остановками, постоянно оглядывалась, прощаясь с милым ее сердцу домом. Дальше потянулись поэты, старавшиеся держаться бодро и независимо. Бойцы Кишлака, играя стволами, комментировали вслух:

– Глянь, вон тот вроде бы по «ящику» треплется.

– Не, похожий.

– Да хоре, он самый, ну в этой – с совой.

– Не с совой, а с попугаем.

– Ну вы, братва, даете! То ж артисты, а эти-то – бывшие партийные.

Голос из мегафона торопил стариков. Но никто особенно не торопился, боясь вызвать раздражение у наглых, вооруженных парней с тупо-презрительными физиономиями. Очень скоро странный гул заглушил просьбы милиции. Над территорией Дома творчества завис вертолет без опознавательных знаков. Заметив удобное для посадки место – небольшое опытное поле, летчик начал снижение. Скрипач приказал задержать оставшихся на случай, если ОМОН предпримет атаку.

Кишлак, выскочив из жилого корпуса, крикнул Курганову, чтобы тот следовал за ним.

– Слушай! – изо всех сил надрывал горло Александр. – Пусть ребята забросят в вертолет все оружие.

– Зачем?

– Как зачем? Тогда их всех отпустят! Криминала-то нет! Кишлак на минуту задумался и согласился.

– Беги к Скрипачу, передай приказ.

Через несколько минут все огнестрельное оружие перекочевало с крутых плеч на дно машины. Вслед за Кишлаком в нее влезли Курганов, Скрипач и несколько бригадиров. Остальные, мгновенно присмирев, растянулись в очередь за писателями. Вертолет набрал высоту и ушел в сторону Москвы, оставив внизу недоуменно задранные головы руководителей операции по захвату группировки Кишлака.

Когда Манукалову доложили, что его супруга прошла паспортный контроль и улетела в Люксембург, он не удивился. После их встречи на Чистых прудах у Инессы был выбор, и она его сделала. Теперь супруги стали врагами. Не в результате семейных ссор, а по определению

уголовного кодекса. И Александр Сергеевич решил быть безжалостным. Он защитит жену, но не охраняя ее, а уничтожая всех, кто замешан в этой истории. То, что Инесса передала их разговор Цунами, Манукалов не сомневался. И поездка в Люксембург загадок в себе не таила. Там состоится встреча с Виктором Иратовым, который займется организацией банка для предполагаемой переброски капиталов. Очевидно, Цунами настолько уверен в своих силах и влиянии на Инессу, что не заботится о самой элементарной конспирации. Отъезд Инессы был чем-то похож на циничный вызов, означающий – «хоть ты и генерал ФСБ, но мы плевали на тебя».

Манукалов закурил. Он уже несколько дней по утрам не занимался на тренажерах и чувствовал себя мешком с трухой. Начали болеть шея и голова. Походка потеряла упругость. Вместе с наступающей за окнами осенью пришло внезапное ощущение старения. Он никогда не испытывал подобного. А оказалось, что возраст меняется так же, как времена года. Еще вчера светило солнце и золотило последние листы, а сегодня внезапный снегопад объявил о приходе зимы.

Такая зима поселилась в душе Манукалова, припорошив сомнения и рождая ясность и мудрость. Он снял руку с телефонной трубки, отказавшись от немедленного разговора с Суховеем. Сначала нужно было вывести из игры Инессу и определить ее в безопасное место.

Не успел Александр Сергеевич вспомнить о подцепленном им на крючок Курганове, как раздался звонок по прямому и в трубке послышался сдержанный голос:

– Это Александр Курганов. Мне нужна встреча с вами.

– Ты обязан был звонить регулярно, – строго напомнил Манукалов.

– Я свое от звонка до звонка отзвонил, – прозвучало в ответ.

– Хорошо, запоминай, – и продиктовал ему адрес конспиративной квартиры в Сокольниках. – Будь там через час.

Положив трубку, Александр Сергеевич окончательно уверовал в указующий перст судьбы. Именно Курганов был более всех необходим в настоящее время.

Александру открыл дверь молчаливый старик с испитым лицом. Он, не здороваясь, кивнул головой в сторону комнаты и побрел на кухню, где, судя по запаху, жарилось мясо. Манукалов поджидал, сидя в кресле и листая российское издание «Пентхауза».

– Ну, здравствуй, – небрежно бросил он, не отрывая глаз от обнаженных девиц. – Во что влип? От чего отмазывать?

Всем своим видом генерал давал понять, что обратит внимание на пришедшего только после того, как тот начнет ползать на животе и молить о помощи. Но Курганов сел в кресло напротив и, взяв журнал, тоже углубился в его изучение.

Так и сидели молча, испытывая нервы друг друга. Пока Манукалов не крикнул:

– Анатолий Петрович! Что-то у нас беседа не ладится.

В комнате появилась огромная туша со злобной мордой, медленно пережевывавшей кусок мяса. Детина подошел к сидящему Александру, одной рукой приподнял его с кресла, а второй залепил звонкую оплеуху по шее. Курганова отбросило в сторону, и он упал на пол, застеленный истоптанным ковром. Анатолий Петрович, продолжая жевать, отправился на кухню.

– Так какое ко мне дело? – как ни в чем не бывало повторил вопрос Манукалов.