Билл-завоеватель
Шрифт:
– Дяденька!
От неожиданности Биллу показалось, то зовет пакет. Только что на сотню ярдов вокруг не было ни души; однако у лондонских парков есть печальное свойство – здесь невозможно полностью укрыться от чужих глаз. Из земли выросла маленькая девочка в ситцевом платье, ее чумазое личико светилось желанием помочь. Левой рукой она тащила малолетнего родственника, который, в свою очередь, тянул родственника поменьше, а правой держала пакет.
– Вы уронили!
Не мог же Билл обидеть ребенка! Он изобразил крайнюю признательность, взял пакет и с фальшивой улыбкой протянул доброй девочке шестипенсовик. Семейство исчезло.
Билл пошел дальше. Событие
У пруда копошились дети и собаки, на поводках и привязанные к скамейкам. Няньки степенно беседовали, дети пускали кораблики, собаки лаяли. Посреди пруда был островок с деревом, которое облюбовала шумная колония грачей. Место было веселое, но Билла оно очаровало главным образом тем, что все присутствующие – няньки, дети, собаки и грачи – глубоко погрузились в свои дела. Они и не заметят, если хорошо одетый молодой человек подойдет и станет швырять в пучину бурые бумажные пакеты. Такой случай нельзя было упустить. Рассеянно глядя на грачей и беспечно насвистывая, Билл бросил пакет. Раздался всплеск, потом еще, более громкий. Билл испугался, что какой-то (довольно крупный) младенец поправлял паруса своей яхты и свалился в воду. Стыдно сказать, но первой его мыслью (а он ведь уже спас одного утопающего) была досада – вот, сейчас придется прыгать в холодную воду.
Однако он возвел на младенца напраслину. Тот по-прежнему стоял на бережке. В воду прыгнул огромный пес – черный, лохматый, с выражением неподдельной тупости на морде – который теперь, не жалея лап, плыл к коричневому пакету. Он доплыл, поймал пакет мощными белыми зубами и развернулся к берегу. Через мгновение пес сложил добычу к ногам Билла, встряхнулся, обдав его с головы до пят, и блаженно оскалился, явно предлагая поиграть еще.
Билл подобрал пакет и двинулся прочь. На него накатило отчаяние. Злила не мокрая одежда, не то, что кто-то спустил собаку с поводка в нарушение четко обозначенных правил. Терзала глухая ненависть к пакету и всему, что с ним связано. Билл не мог понять, с чего взял, будто любит Алису Кокер. Мало того, что у нее обнаружилось дурное обыкновение выходить за сталепрокатчиков, есть что-то зловещее в девушке, от чьих фотографий невозможно избавиться. Проклятье какое-то. Сумрачный, как Юджин Арам [9] , Билл зашагал прочь от пруда и углубился в тихую лиственную аллею.
9
Юджин Арам (1704-1759) – школьный учитель, убивший своего друга в 1745 году. Преступление открылось много позже, и он был казнен.
Если что и могло успокоить бушевавшую в его сердце ярость, то именно эта мягкая лиственная зелень в безлюдном уголке парка, куда, казалось, не ступала людская нога. Слева пели на ветках птицы, справа гудели над клумбами шмели. Однако Билл не поддался на лесные чары и не бросил пакет. Его преследовало суеверное чувство, что ему недолго оставаться одному в этом заброшенном уголке. Предчувствие не обмануло. Через долю секунды из-за большого куста на повороте показались двое, молодой человек и девушка.
Девушка
Молодой человек поднял глаза и на лице его появилось выражение, которого Билл не понял. Это было узнавание – но не только. Не будь предположение настолько нелепым, Билл сказал бы, что это – страх. Карие глаза расширились, каштановые волосы зашевелились от ветра (шляпу он нес руке), и Биллу почудилось, что они встали дыбом.
– Привет, – сказал Билл. Он не мог вспомнить, кто это, но, судя по его реакции, они знакомы.
– Привет, – сипло произнес молодой человек.
– Хороший денек, – заметил Билл.
Неведомый знакомец явно успокоился, словно ожидал от Билла враждебности и приятно изумлен его вежливым тоном. Тонкое лицо просветлело.
– Чудесный, – сказал он. – Чудесный, чудесный, чудесный.
Наступило неловкое молчание. И тут на Билла что-то нашло. Повинуясь непреодолимому порыву, он выбросил вперед руку.
– Держите! – выпалил он, сунул молодому человеку пакет и быстро зашагал прочь. Чувства в нем бурлили, но сильнее всего было непомерное, ошеломляющее облегчение. Он вспомнил, как в детстве впервые прочел рассказ Стивенсона – тот самый, в которым надо было продать бутылку с чертиком дешевле, чем ты ее купил. С той поры прошло лет двенадцать, но сейчас отчетливо вспомнилось то мгновение, когда пьяный шкипер забирает у героя бутылку. Ощущение было в точности то же самое. Молодой человек, вполне вероятно, сочтет его сумасшедшим, но вряд ли побежит следом, чтобы сказать об этом и вернуть пакет, если же побежит, придется держаться твердо.
Билл остановился. Плавный ход его мыслей резко застопорился – он внезапно сообразил, где видел этого молодого человека. Ну конечно же, в саду Холли-хауза, когда гонялся за ним с намерением учинить расправу! Это был Родерик Пайк.
Билл мрачно улыбнулся. Родерик Пайк! Нет, Родерик Пайк не побежит возвращать пакет.
И тут мысли его понеслись с такой быстротой, что он перестал за ними поспевать. Если это Родерик Пайк, то с какой стати он разгуливает по парку рука об руку с девушкой? Ему положено брести, не разбирая дороги, и думать о сбежавшей невесте! Как смеет человек, лишившийся Флик, вести себя настолько бездушно!
Тут мысли приняли новое направление, и были они так тяжелы, что Биллу пришлось сесть.
Флик! Конечно, он и на минуту по-настоящему не забывал Флик, но именно встреча с Пайком воскресила в памяти ее образ, да так живо, будто он только что вспомнил. Флик!.. Он видел ее так явственно, словно она рядом… Флик радостная, улыбающаяся; Флик усталая, в слезах; Флик испуганная, ищущая у него защиты… целая галерея портретов, один милее другого. И вдруг, как если бы он знал это все время, Билл понял, что любит Флик.
Конечно… Какой же он болван, что не догадался раньше! Джадсон говорит, что он хмурый, как дождливое воскресенье в Питтсбурге. Правильно. Так и есть. А почему? Потому что с отъездом Флик жизнь стала пустой и бессмысленной. Это-то терзало его в последние недели.
Билл встал. Он горел тем жаром, который находит в минуты прозрения. Он полез в карман за трубкой – сейчас определенно требовалось выкурить трубочку, а то и две – и обнаружил, что забыл ее дома. Поскольку без трубки думать было невозможно, он повернул назад.