Шрифт:
Билли Блейкли?
О Боже, вы имеете в виду Билли Блокаду. Тыщу лет меня о нём никто не спрашивал. Хотя здесь меня особо никто ни о чём не спрашивает — только о том, пойду ли я на Ночь Польки в местном Зале Рыцарей Пифии, и ещё о какой-то штуке под названием Виртуальный Боулинг. Это прямо здесь в общем зале. Мой совет вам, мистер Кинг — вы меня о нём не просили, но я всё равно вам его дам — не доживайте до старости, а коли случится дожить — не позволяйте вашей родне упрятать вас в подобный Зомби Отель.
Забавная штука — старение. Когда ты молод, люди всегда готовы слушать твои истории, особенно, если ты был в профессиональном бейсболе. Но когда ты молод, у тебя нет времени рассказывать их. А
В те дни бейсбол был другим. Уж вы-то помните, что Билли Блокада играл за «Титанов» спустя всего десять лет после того, как Джеки Робинсон стал первым чёрным игроком, а «Титанов» уже давно и в помине нет. Не думаю, что в Высшей Бейсбольной Лиге когда-нибудь опять появится команда из Нью-Джерси, учитывая, что прямо за рекой, в Нью-Йорке, есть целых две известных команды. Но тогда это было событием — мы были событием — и мы играли свои матчи в совершенно другом мире.
Правила были такие же — они неизменны. И все бейсбольные ритуалы остались почти без изменений. Никому не позволили бы выйти на поле с бейсболкой набекрень или с загнутым козырьком, стрижка должна была быть короткой и аккуратной (а теперь — посмотрите только на этих олухов, Боже мой!), но некоторые игроки по-прежнему крестились перед выходом на биту или касались битой земли, прежде чем приготовиться к отбиванию, или переступали через боковую линию, выбегая на поле. Наступить на линию всегда считалось дурной приметой.
Игры были только для местных, понимаете? Появлялись первые телетрансляции, но только по выходным. Аудитория у нас была неплохая, потому что WNJ транслировала игры на весь Нью-Йорк. Некоторые репортажи были весьма комичны. По сравнению с сегодняшними они выглядели по-любительски. Репортажи по радио были получше, более профессиональные, но слушали их, опять же только местные. Спутниковых трансляций не было и в помине, потому что не было спутников. Первый спутник запустили русские как раз в том году во время Мировой Серии «Янки»-«Храбрецы». Насколько я помню, в тот день игры не было, хотя я могу и ошибаться. Что я помню точно, так это то, что «Титаны» в тот год рано вылетели из чемпионской гонки. Какое-то время у нас был шанс, по большей части благодаря Билли Блокаде, но сами же знаете, ЧТО произошло. Поэтому вы сюда и приехали, так?
Но вот к чему я веду: игры не были национальным событием, и игроки не привлекали столько внимания. Конечно, были звёзды: такие парни, как Эрон, Бердетт, Вильямс, Кэлайн и, конечно же, Тот Самый Мик. Но большинство игроков не были известны по всей стране, как сейчас Барри Бондс или Алекс Родригес (пара выскочек, как по мне). А остальные парни? Могу сказать в двух словах — рабочие лошадки. Средняя зарплата тогда была пятнадцать штук — школьный учитель без опыта сейчас получает больше.
Рабочие лошадки, сечёте? Прямо как в книге Джорджа Уилла, да только если послушать его, так это здорово. А вот тридцатилетнему шорт-стопу, у которого жена, трое детей и семь лет до завершения карьеры (десять, если посчастливится обойтись без травм) так не кажется. Карл Фурильо после ухода из спорта занимался установкой лифтов во Всемирном Торговом Центре, плюс подрабатывал ночным сторожем. Вы это знали? Знали? А, по-вашему, этот парень Уилл тоже знал и просто забыл упомянуть?
В общем, суть такова: если у тебя были способности, и ты мог играть даже с похмелья, то ты был в игре. Если же нет — тебя выбрасывали на свалку. Вот так всё было просто. И жестоко. И это подводит нас к нашей проблеме с кэтчером той весной.
На сборе в тренировочном лагере «Титанов» в Сарасоте всё было в порядке. Нашим стартовым кэтчером был Джонни Гудкайнд. Вы вряд ли его помните, а если помните, то из-за того, как он кончил. Он провёл четыре хороших сезона, отбивал с показателем более 0,300, выходил практически на каждую игру. Умел находить взаимопонимание с питчерами, не тратил время на пустую болтовню. Питчеры подавали именно так, как он им сигнализировал. Той весной он отбивал с коэффициентом 0,350, выбил около дюжины хоумранов, один из которых был самым длинным из тех, что я видел стадионе «Эд Смит», где мяч, вообще-то, летает неважно. Разбил ветровое стекло в «Шевроле» какого-то репортёра — умора!
Но вместе с тем он был горьким пьяницей, и за два дня до того, как мы должны были лететь на север и открывать сезон на домашнем стадионе, он насмерть раздавил женщину на Пайнэппл-стрит. Или задавил. Неважно. А потом этот чёртов дурак попытался удрать. Но на углу Орандж-стрит стоял патрульный автомобиль окружного шерифа, и его помощники, сидевшие внутри, видели всю картину. Состояние, в котором находился Джонни, тоже не вызывало сомнений. Когда его вытащили из машины, от него разило за версту и он едва держался на ногах. Один из помощников шерифа наклонился, чтобы надеть на него наручники, и Джонни вырвало ему на затылок. Бейсбольная карьера Джонни Гудкайнда подошла к концу ещё до того, как блевотина высохла. Даже Бэйб Рут не смог бы остаться в игре, сбей он домохозяйку, совершающую утренний поход по магазинам.
Нашим сменным кэтчером был Френк Фарадей. Неплох в «доме», но в лучшем случае, посредственный хиттер. Отбивал примерно с 0,150. Был мелковат, что грозило травмой при столкновении. Игра тогда была жёсткой, мистер Кинг.
Но кроме Фарадея у нас никого не было. Помню, как ДиПунно сказал, что этот парень недолго протянет, но даже Джерсиец Джо не подозревал, насколько.
Фарадей был кэтчером в нашей последней выставочной игре с «Красной Командой». «Красные» попыталисть заработать очко. Дон Хоак на бите. Какой-то верзила — по-моему это был Тэд Клюжевски — на третьей. Хоак отбивает мяч прямо на Джерри Рагга, который в тот день был нашим питчером. Здоровяк Клю срывается с места, устремив к «дому» все свои 120 кило. Фарадей, тощий, как трубочка для коктейля стоит одной ногой на базе. Любому понятно, что добром тут дело не кончится. Рагг бросает мяч Фарадею. Фарадей поворачивается, чтобы осалить бегущего. Я отвернулся.
Фарадей поймал мяч и отправил Клю в аут, что так — то так. Да только это был аут в тренировочной игре, столь же судьбоносный, как тихий пердёж при сильном ветре. И он положил конец его бейсбольной карьере. Сломанная рука, сломанная нога, сотрясение — таков был итог. Не знаю, что с ним стало. Одно время работал мойщиком на заправке «Эссо» в Тукумкари — вот всё, что мне известно. И таких, как он, было много.
Но суть была такова: мы потеряли обоих наших кэтчеров за сорок восемь часов, и на первую игру нам некого было выставить, кроме Ганзи Бёрджесса, бывшего кэтчера, ставшего питчером в начале пятидесятых. В том году ему стукнуло тридцать девять, он годился лишь для срединных иннингов, но он подавал накл-боллы, дьявольски искусно, так что Джо ДиПунно ни за что не стал бы рисковать этим ветераном, ставя его за «дом». Он заявил, что скорее поставит туда меня. Я знал, что он шутит — я был всего лишь старым тренером третьей базы с таким количеством растяжений от грыж, что мои яйца практически били меня по коленям — но эта мысль всё же заставила меня содрогнуться.
Вместо этого Джордж позвонил в головной офис в Ньюарке и сказал: «Мне нужен парень, который может ловить фастболы Хэнка Мастерса и кручённые мячи Дэнни Ду, не падая при этом на задницу. Мне плевать, даже если он будет из команды „Бондаж для яичек“ из Тремонта. Просто убедитесь, что у него есть перчатка с ловушкой и притащите его на Болото к первым аккордам государственного гимна. А затем приступайте к поискам настоящего кэтчера. Ну, то есть, если вы рассчитываете чего-то добиться в этом сезоне». Затем он положил трубку и закурил, возможно, восьмидесятую сигарету за тот день.